Нобору с удивлением заметил, как затряслись ее руки, а по щекам потекли ручейки слез.
«Так это же Тигуса!» — чуть не вскрикнул Нобору. Ну конечно же, перед ним была Тигуса — его бывшая невеста. Но как же она переменилась! Куда исчезли ее ослепительная, чувственная красота, ее очаровательные черты лица, какими они запомнились Нобору перед отъездом в Нагасаки. Может, такое впечатление создавали выбритые брови и выкрашенные в черный цвет зубы, как это положено замужней женщине? Но главное — сказалась семейная жизнь: рождение ребенка, необходимость каждодневно потакать прихотям мужа... Сейчас перед ним была обыкновенная, ничем не привлекательная замужняя женщина, каких во множестве можно встретить в любом городе, на любой улипе. Глядя на нее, Нобору ощутил, как многолетняя тяжесть свалилась с него, и мысленно возблагодарил судьбу, которая их когда-то разлучила.
— Здравствуйте, Тигуса, — спокойно произнес он. — Я слышал, что у вас родился ребенок. Надеюсь, он здоров?
— Благодарю вас, — прерывающимся голосом ответила Тигуса. — Девочка недавно перенесла корь, но теперь уже поправилась.
— Ах вот как? К сожалению, я не знаком с вашим супругом, но тем не менее передайте ему, пожалуйста, привет и наилучшие пожелания.
— Ну довольно! А теперь отправляйся к себе, — приказал Амано.
Тигуса поклонилась и вышла.
— Спасибо, Нобору, — прочувствованно произнес Амано. — Я, может быть, глупый отец, но не успокоился бы, не получив твоего прощения. Но ты проявил истинное благородство. Теперь я разрешу Тигусе заходить к нам в дом и смогу нянчить внучку.
Нобору поклонился и поглядел на Macao. Девушка ответила ему полным благодарности взглядом.
Какие умные, глубокие и чистые глаза — в них, как .в зеркале, отражается вся гамма чувств до тончайших оттенков; поистине судьба оказалась к нему благосклонной; верно, красота Macao не броская, но со временем она расцветет — в этом нет сомнения. Тигуса напоминала пышный цветок, а стебель и веточки служили лишь тому, чтобы подчеркнуть его красоту. Отцветет цветок, опадут его лепестки, и стебель и веточки останутся голыми. Macao же — цветок вроде бы скромный, неброский, но красота его становится все утонченней по мере того, как растут его веточки и вытягивается стебель. И если Тигусу можно сравнить с усыпанным цветами кустом, то Macao похожа на вечнозеленое дерево, не меняющее цвета во все времена года; именно такую женщину он мечтал избрать спутницей жизни. Так думал Нобору, разглядывая Macao.
После того как пригубили сакэ родители жениха и невесты, Амано повернулся к Нобору и сказал:
— Скоро исполнится год, как ты работаешь в больнице Коисикава. Недавно я встретился с господином Ниидэ, и мы договорились, что в марте будущего года ты оставишь больницу. Тебя назначают на должность медика при правительстве.
Нобору вопросительно поглядел на Амано.
— Мы собирались сразу же определить тебя на эту должность по возвращении из Нагасаки, — продолжал Амано, — но в твое отсутствие Тигуса сошлась с другим. Мы понимали, что, оставаясь среди нас, ты не снесешь позора. Я посоветовался с доктором Ниидэ, и он согласился взять тебя на время в свою больницу. Так вопреки твоей воле ты попал туда. Мы решили, что перемена места и напряженная работа помогут тебе преодолеть постигшее тебя разочарование. Кроме того, мы посчитали, что в такой больнице ты сможешь применить знания, почерпнутые в Нагасаки.
С тех пор я частенько встречался с доктором Ниидэ, интересовался тобой. Вначале он со смехом рассказывал, какой ты твердый орешек и сколько ему пришлось приложить сил, чтобы приучить тебя к работе, но в последнее время ты изменился в лучшую сторону и, к радости Ниидэ, с готовностью брался за лечение самых трудных пациентов. |