«Я возьму на себя заботы об О-Эй, — ведь несчастный случай произошел во время работы, но выплачивать вам жалованье не намерен — ведь она теперь ничего не дела­ет, — объяснил он Сатаро и его жене. — Если вы не довольны такими условиями, я готов простить задолженность О-Эй, но тогда придется забрать девочку домой», — доба­вил он.

После этого Сатаро трижды приходил за О-Эй, но та отказывалась возвращаться, рыдала так громко, что было слышно на весь квартал, а однажды даже прокусила ему  руку.

Слушая О-Эй, Нобору незаметно наблюдал за девуш­кой. Говорила она вполне связно, вела себя нормально, лишь беспокойные руки, которые то и дело утирали с губ несуществующую слюну, создавали впечатление слабо­умия. По-видимому, она настолько усвоила повадки дурачка Мацу, что они вошли в привычку. Нобору поразило удиви­тельное упорство, проявленное О-Эй — по сути, совсем еще девочкой — в стремлении добиться поставленной цели.

—  Будь мои родители простыми, хорошими людьми, я никогда не позволила бы себе их обманывать, — продол­жала О-Эй. — Но они не такие. Что мать, что отец жили за счет собственных детей, работать не работали, лишь пили сакэ, набивали брюхо, развлекались, бездельничали.

Я заметила, что все бедные семьи в одинаковом положе­нии. Даже родители, горячо любящие своих детей, нередко отправляют их на заработки. Нужда заставляет! Хуже всего ведут себя мужчины. Как только им перевалит за тридцать, они будто лишаются разума: пьют, развлекаются с женщи­нами, играют в азартные игры, совершенно не заботясь о жене и детях. Не знаю, как обстоят дела в богатых семьях, но среди бедняков из десяти мужчин восемь или девять поступают именно так.

Поэтому у меня нет никакого желания выйти замуж. Буду заниматься самой черной работой и растить ребенка. Без мужчины в семье мне не понадобится отправлять ребенка на заработки, чтобы ублажить мужа и каждый день думать, как бы свести концы с концами. Я вполне обойдусь без мужа и уверена, что прекрасно сама воспитаю ребенка.

— Как я понимаю, твоя мать требует, чтобы ты освобо­дилась от ребенка, и желает по-прежнему жить за счет твоих заработков? — произнес Нобору.

—  Именно так. — О-Эй кивнула и провела ладонью по губам. — С тех пор как отец три года тому назад ушел из дома, она стала пить вино и собирается продать в веселый дом девятилетнюю О-Суэ.

— Она догадывается, что ты строишь из себя дурочку, а на самом деле вполне нормальная?

— Нет! — О-Эй решительно качнула головой. — Просто она считает, что и на дурочку найдутся любители, которые и заплатят побольше, было бы остальное в порядке.

— Это просто ужасно, что есть на свете люди, готовые переспать со слабоумной. Они потеряли разум, — пробор­мотал Нобору.

— Так вы позволите мне родить ребенка? — спросила О-Эй.

—  Сейчас разговор не об этом... Хотел бы я знать, что думает о твоем решении отец ребенка?

— Разве это имеет значение?

—  Понимаю, ты намерена одна, без мужа воспитывать ребенка, но ведь существует и отец того, кто растет сейчас в твоем чреве.

— Пусть это вас не беспокоит, — рассмеялась О-Эй. — Как только он узнал, что заделал мне ребенка, его и след простыл.

— Он работал в той же лавке, что и ты?

—  Как вам сказать, — неопределенно ответила О-Эй и хитровато поглядела на него. — Моим единственным жела­нием был ребенок. Я надеялась, что и мать отстанет от дурочки с ребенком, и мужчины тоже не будут на такую зариться. Может, мне и не суждена долгая жизнь, но она обретет смысл — жить ради того, чтобы вырастить и воспи­тать свое дитя.