«В этом нет сомнения, профессор.»

Пр.: «У человека есть ум — у него определенно маникальное обострение. Вы слышите голоса?»

«А то! Сегодня целая толпа анабаптистов кишела на кухне.»

Пр.: «Ну вот и оно. Голоса следуют за вами?»

«О нет, боже упаси, я призвал их.»

Пр.: «А, это немного иной случай, который ясно показывает, что галлюцинации напрямую вызывают голоса. Это в истории болезни. Вы не запишите это немедленно, доктор?»

«Со всем уважением, профессор, могу ли я сказать, что это ни в коем случае не является ненормальным, а скорее интуитивным методом.»

Пр.: «Прекрасно. Он еще и неологизмы использует. Что ж — я думаю, у нас есть достаточно ясный диагноз. В любом случае, желаю вам поскорее выздороветь, и уверен, что вы будете вести себя тихо.»

«Но профессор, я вовсе не болен, я чувствую себя вполне здоровым.»

Пр.: «Видите ли, дорогой мой, вы просто пока не осознаете своей болезни. Прогноз определенно плохой, в лучшем случае с ограниченным улучшением.»

Управляющий: «Профессор, может ли он оставить с собой книгу?»

Пр.: «Думаю, да, ведь это, кажется, безвредный молитвенник.»

Моя одежда инвентаризируется — затем ванна — наконец меня отводят в палату. Я вхожу в большую палату, где мне сказано лечь на кровать. Человек слева от меня лежит недвижно с пронзительным взглядом, а у человека справа, похоже, разум сильно уменьшился в охвате и весе. Я наслаждаюсь совершенной тишиной. Проблема безумия глубока. Во всяком случае, божественное безумие — высшая форма иррациональности жизни, текущей сквозь нас — никак не может быть интегрировано в современное общество — но как? Что, если общественная форма была интегрирована в безумие? Здесь начинается мрак, в котором не разглядеть конца.

Растение испускает направо росток, и когда он окончательно сформируется, естественное стремление к росту не продвинется дальше последней почки, по вернется обратно к стволу, к матери веточки, прокладывая неясный путь во тьме и по стволу, наконец найдя верное положение слева, где распустится новый росток. Но это новое направление роста полностью противоположно предыдущему. И тем не менее растение продолжает последовательно двигаться таким образом, без перенапряжения и не теряя равновесия.

Справа мое мышление, слева мое чувство. Я вхожу в пространство чувства, которое раньше мне было неизвестно, и с изумлением вижу разницу между двумя моими комнатами. Я не могу удержаться от смеха — смеха вместо слез. Я переступил с правой ноги на левую и вздрогнул от внутренней боли. Разница между горячим и холодным слишком велика. Я оставляю дух этого мира, который мыслил Христом до самого конца и вступаю в иной, радостно-пугающий мир, в котором смогу найти Христа снова.

«Подражание Христу» привело меня к самому учителю и его поразительному царству. Я не знаю, чего ищу здесь; я могу лишь следовать за учителем, который правит этим иным миром во мне. В этом мире верны не принципы мудрости, а иные законы. Здесь «милосердие Бога», на которое я никогда не полагался из практических соображений, является высшим законом действия. «Милосердие Бога» означает особое состояние души, в котором я вверяю себя ближним с трепетом и неуверенностью, но с великой надеждой, что все выйдет хорошо.

Я не могу больше сказать, что нужно достичь той или этой цели или что следует применить тот или этот довод, поскольку он хорош; вместо этого я иду наощупь во мраке и ночи. Не видно никаких путей, не появляется никакой закон; все глубоко и основательно случайно, в действительности даже пугающе случайно.