Анна оторопела.

— Так что пойдем-ка в постельку — или мне вернуться к Льюису и прижаться к нему?

Анна осталась сидеть в кресле, и он подошел ближе:

— Анна, если ты не хочешь секса, я согласен, я просто обниму тебя.

— Возвращайся в свою комнату. Нам обоим нужно восстановить силы и утром быть в полной готовности.

Он направился к двери, но, приоткрыв ее, развернулся:

— Если ты хочешь каких-то долгосрочных обязательств, то я не могу тебе этого дать.

— Я знаю, но я не могу быть для тебя случайной партнершей, поскольку ты мне действительно очень нравишься. Точнее, я думаю, что, наверно, люблю тебя, так что пойми: для меня это далеко не так просто.

— Любишь меня?

— Да.

— Что ж, это меняет дело, не правда ли? Увидимся утром, Тревис.

Она сидела в кресле, готовая расплакаться. Если бы он коснулся ее, поцеловал, она не в силах была бы ему отказать. Ничего на свете ей сейчас так не хотелось, как того, чтобы быть подле него, — на фланелетовых простынях или нет, уже не важно.

День тридцать третий

Ленгтон с большим аппетитом проглотил свой завтрак, почти ни разу не взглянув на нее. Ей даже подумалось: может, он напился давеча сильнее, нежели ей показалось, и вообще забыл, как приходил к ней в номер?

Позвонили из местной полиции, сказав, что ни в поместье, ни за воротами ничего подозрительного не замечено. Они поставили машину где-то на задах и на протяжении ночи время от времени объезжали территорию. Одна машина по-прежнему занимала позицию на некотором отдалении от подъездной аллеи. Когда приедет команда наблюдателей, местных полицейских снимут.

— Если, как подозревает Тревис, Виккенгем укрылся в Холле и затем у него было время выбраться — это только напрасная трата времени. Если же, с другой стороны, мы допросим с пристрастием всех трех — эту Эмили, Джастин и старую экономку — и немножко надавим на них, чтобы они выболтали, что же в точности там произошло, мы, возможно, получим результат. Пока что Виккенгем нигде так и не показывался. Баролли с остальной бригадой допросили всех, кто с ним общался. Ни один не показал, что видел его или как-то связывался с ним, и, признаюсь, мы реально прижали его дружков теми фотографиями. Каждый из той компании проклинал себя, предвкушая, как его участие в развратных вечеринках будет освещено в прессе.

Говорил он в промежутках между тем, как набивал рот яичницей с беконом, одновременно намазывая на тост масло и выпивая одну чашку кофе за другой.

Льюис ничего не говорил. Есть он не ел, но приводил себя в чувство кофе, закусывая его парацетамолом.

Ленгтон подчистил тарелку и отодвинул ее в сторону.

— Еще я попросил Баролли порыться в старых выпусках каких-нибудь газет на предмет каких-нибудь подробностей о том семействе, что прежде владело поместьем. Но это было очень давно, так что мы едва ли что-то добудем. Он взглянул на часы и позвонил узнать, вернулся ли водитель, чтобы доставить их обратно в Мейерлинг-Холл. — О’кей, он будет через десять минут, так что пойду оплачу счет и проверю, чтоб вас выписали. — Он отодвинул назад стул, утерся носовым платком и быстро вышел.

— Проклятье, не понимаю, как у него это получается! раздраженно проговорил Льюис. — Так лихо набрался с вечера — и с утра как огурчик. Еще и расхаживал всю ночь по номеру, то и дело кому-то звоня.

Анна намазала на тост джема. К яичнице с беконом она почти не притронулась.

— Он и меня уже издергал. То есть я-то ему всего лишь озвучила свою мысль.

— Ну да, я тоже об этом подумал. Но давай-ка посмотрим правде в глаза: мы ведь уже сделали все, что могли. В смысле, мы всех уже доконали, выискивая этого сукина сына.