— Но вы даже не знаете, какая у меня магия.

Очень-очень надеюсь, что не знают.

— Мы принимаем разных мастеров, Кассель, — поддакивает Джонс.

— Даже мастеров смерти?

Он внимательно смотрит мне в лицо.

— Так ты мастер смерти? Если так — все очень серьезно. Это опасный дар.

— Но я не говорил, что я мастер смерти.

Стараюсь, чтобы слова прозвучали неубедительно. Пусть думают, я мастер смерти, как дедушка; или мастер удачи, как Захаров; мастер снов, как Лила; мастер физической силы, как Филип; мастер памяти, как Баррон; мастер эмоций, как мама. Да кто угодно. Только бы не догадались, что я мастер трансформации. Последний раз такой появлялся в Штатах аж в шестидесятых годах. Уверен: сцапай меня правительство — вряд ли выпустят просто так и отправят в школу доучиваться.

— За эту программу отвечает одна женщина, агент Юликова, — продолжает Джонс. — Мы бы хотели вас познакомить.

— Какое это все имеет отношение к происходящему? Какая помощь вам от меня нужна?

Очень уж похоже на мошенничество: странно они себя ведут, мрачными взглядами обмениваются, когда я отворачиваюсь. Все эти разговоры про секретную правительственную программу, щедрые предложения — меня словно прощупывают. Только вот почему? Почему именно меня?

— Можешь не отрицать — нам известно о твоих связях с преступным кланом Захаровых.

Когда я пытаюсь возразить, Джонс поднимает руку.

— Можешь ничего не говорить. Но знай: за последние три года по приказу Захарова совершались многочисленные заказные убийства — убирали как членов его собственной шайки, так и посторонних людей. Мы обычно не вмешиваемся, когда бандиты убивают друг друга — пускай, но совсем недавно погиб один из наших информаторов.

Он кладет передо мной на стол черно-белую фотографию. По спине пробегают ледяные мурашки.

На снимке — лежащий на боку человек. Ему несколько раз выстрелили в грудь, на рубашке расплылось огромное черное пятно. Весь ковер под ним — в крови. Лицо толком не разглядеть из-за рассыпавшихся темных волос. Но это лицо я все равно узнаю где угодно.

— Его застрелили прошлой ночью, — рассказывает Джонс. — Пуля прошла между седьмым и восьмым ребром и угодила прямо в правое предсердие. Умер мгновенно.

Меня будто кто-то ударил кулаком в живот.

Отталкиваю от себя фотографию.

— Зачем вы мне это показываете? — Мой голос дрожит. — Это не Филип. Это не мой брат.

Я уже на ногах. Даже не помню, как вскочил со стула.

— Успокойся, — требует Хант.

В ушах гудит, словно накатило приливной волной. Я кричу на них:

— Это какой-то обман! Признайтесь! Это обман!

— Кассель, ты должен нас выслушать, — настаивает Джонс. — Убийца все еще на свободе. Ты можешь помочь нам найти убийцу собственного брата.

— Вы сидели тут и болтали со мной, а мой брат мертв? Вы знали, что он мертв, но вы… вы… — бормочу я. — Нет. Нет. Зачем вы это делаете?

— Мы знали, что после таких новостей с тобой нелегко будет поговорить, — признается Джонс.

— Нелегко? — повторяю я.

Бессмыслица какая-то. И тут меня озаряет. Но это тоже бессмыслица, не может быть.

— Вашим информатором был Филип? Да ни за что.