— Что с тобой творится?

Идем вместе с бывшей девушкой к общежитию. Солнце садится, небо потемнело. Листья на деревьях шелестят в предвкушении дождя.

— Тебе же на этот розыгрыш наплевать. Я-то знаю: всегда говоришь одно, а на самом деле у тебя на уме совсем другое.

Полгода назад мы чуть снова не сошлись. Я думал, с помощью некоего чуда она сможет сотворить из меня обычного парня с обычными проблемами. В ее глазах я вижу не свое отражение — в них отражается тот, кем я хочу стать.

Склоняюсь к ней, но Одри с силой отталкивает меня.

— Что ты делаешь?

— Не знаю. Я думал… — думал ее поцеловать.

— Кассель, — голос у нее сердитый. — Ты всегда так. Либо холодный, как лед, либо наоборот. Сам-то знаешь, чего хочешь?

Я смотрю на бетонную дорожку, на высохших дождевых червяков, которые выползли сюда во время дождя, а потом зажарились на солнце.

— Сама же хотела поговорить. — Я будто защищаюсь.

— Ты хоть помнишь прошлый год? Вернулся в школу и вел себя как ни в чем не бывало, а я себе все глаза выплакала. Словно ничего и не случилось, словно мы тогда ничего и не говорили друг другу.

Киваю, по-прежнему уставившись в пол. Она права. Мама поработала над Лилой, и после этого я вернулся в школу в ужасном состоянии. Не исключили меня только благодаря Сэму — сосед половину домашнего задания за меня делал. Все казалось серым и ненастоящим, я не обращал внимания на Одри, не объяснил ей ничего.

— Почему? И почему теперь так со мной разговариваешь, словно и этого не было?

Интонация у нее странная. Точно знаю, сейчас шея у Одри вся покрылась красными пятнами, она всегда краснеет, когда расстраивается.

— Прости меня. Ты права. С отношениями у меня всегда все плохо.

— Да, очень плохо! — В голосе у бывшей девушки облегчение — будто рада хоть с чем-нибудь наконец согласиться. — Очень плохо, и я совсем не знаю, как с тобой общаться.

Как бы предложить ей остаться друзьями? Но ничего путного не придумывается. Наконец я поднимаю взгляд.

— Прости.

— Лила же не твоя двоюродная сестра?

— Нет, я так сказал, потому что…

Но Одри поднимает руку, и я умолкаю. Слава богу.

— Это не ты так сказал, а она.

Тупо пялюсь на нее. Честное слово, совсем не помню, кто из нас тогда соврал. Нам просто нужен был ее душ. А теперь получается верх коварства и жестокости.

— Я видела, как ты на нее смотрел. Кассель, я тебя хорошо знаю. Потому спрошу снова: что же ты делаешь?

— Все порчу.

— Хороший ответ. — Одри скупо улыбается, будто нехотя, а потом треплет меня по щеке. — Прекрати все портить.

Она уходит, а я иду к общежитию и вдруг вижу Лилу, которая стоит посреди двора. Девушка тут же разворачивается и скрывается в Гилберт-хаусе. Интересно, сколько она там простояла? И что наплела директрисе, что ее так быстро отпустили?

Сэм что-то печатает на ноутбуке. Оборачивается, когда я вхожу, но тут же снова возвращается к работе. Ну и спасибо. Я принимаюсь за домашку по статистике (наверное, самый мой любимый предмет), а потом за план проекта по физике (длинный проект, на весь семестр). В конце концов, ложусь на кровать почитать «Мадам Бовари».

Вскоре Сэм закрывает ноутбук и спрашивает:

— Все в порядке? Даника сказала, тебя сегодня вызывали к секретарю.

— Семейные дела. Мама приезжала.

Сосед понимающе кивает.

— Что-нибудь накопал, про те досье из ФБР?

— Нет. Так что карьера моя в правоохранительных органах, видимо, катится ко всем чертям.