— Да, только подожди секундочку.
Иду вдоль подстриженных кустов. Ничего такого не помню. Наверное, стоял здесь и ждал Янссена, но я абсолютно все забыл.
По направлению к дому трусцой бежит женщина в спортивном костюме, на поводках у нее два больших черных пуделя. Что-то мелькает в памяти, воспоминание такое отдаленное и размытое, что я едва успеваю его ухватить. Женщина смотрит на меня, внезапно останавливается и дергает за поводки. Стараюсь рассмотреть ее лицо, но тут она разворачивается и бежит обратно, назад по улице.
Актриса, наверное. Помню ее из какого-то фильма. Точно она, только в кино на ней было короткое черное платье, волосы убраны в высокую прическу, а между грудями на цепочке болтался сияющий амулет. Еще синяк на лице и слезы, а какой-то актер, которого я не помню, в кожаной куртке, как у моего брата, куда-то уводил ее, полуобнимая за плечи. А на траве лежал мужчина, лицом вниз.
Не помню ни сюжета, ничего вообще. Где этот фильм видел? В кинотеатре или по телевизору? Очень странное воспоминание.
Почему актриса при виде меня бросилась бежать?
И почему тот актер нацепил кожаную куртку моего брата?
Есть только один способ все узнать. Бросаюсь вслед за бегуньей, подошвы уоллингфордовских форменных ботинок громко стучат по дорожке.
Она сворачивает, перебегает улицу, я не отстаю. Ослепляющий свет фар, прямо передо мной тормозит «Тойота», чуть не сбивая с ног, я ударяю кулаком по капоту и бегу дальше.
Женщина почти добралась до парка. Там под мерцающими фонарями прогуливается несколько человек, но они не хотят вмешиваться, да и беглянка не спешит просить их о помощи.
Ускоряюсь, почти догнал. Один пудель принимается лаять. Хватаю ее за капюшон розового плюшевого спортивного костюма.
Женщина спотыкается. Собаки словно с цепи сорвались. Никогда не думал, что из пуделей получаются такие отличные сторожевые псы. По-моему, они меня собираются загрызть.
— Погодите, пожалуйста. Я не причиню вам вреда.
Актриса поворачивается, между нами беснуются ее псы. Я примирительно поднимаю руки. В парке темно и тихо, но за ним виднеются освещенные магазинчики — если она снова побежит, а я буду ее преследовать, то кто-нибудь наверняка выскочит ей на помощь. Женщина смотрит мне в лицо.
— Чего тебе надо? Мы больше никаких дел не ведем. Все кончено. Я говорила Филипу, что больше никого из вас видеть не желаю.
Не было никакого кино. Конечно же. Жуть какая. Баррон, наверное, исправил одну маленькую деталь в воспоминании: сделал так, будто все случилось не взаправду, а в фильме. Так, видимо, проще, чем полностью стирать память. И я все забыл, как всегда обычно забываю детали дурацких полицейских сериалов.
— Я с вами уже расплатилась.
Вглядываюсь пристальнее, пытаюсь вспомнить, сосредотачиваюсь только на ней. Темные волосы собраны в хвост, на пухлых губах (точно силикон) блестит ярко-розовая помада, уголки глаз чуть загибаются кверху, из-за высоких бровей кажется, что на лице застыло удивленное выражение. Наверняка тут потрудился пластический хирург. Зато шея в морщинках. Красивая и немного ненастоящая; понятно, почему Баррон решил превратить ее в актрису.
— Больше платить не собираюсь. Вы не сможете меня шантажировать.
О чем она?
— Он меня обманул. Сказал, что женится. А потом, когда я узнала, что негодяй уже женат, начал меня бить. Но тебе-то что? У тебя у самого небось девчонка, которую ты поколачиваешь. Убирайся, мерзавец.
Я смотрю и все еще вижу перед собой женщину, за которую принял ее по ошибке. А она, интересно, кого видит перед собой? Дышит бегунья часто и прерывисто, на шее блестит капелька пота. Испугалась.
Убийцу она видит, вот кого.
— Так это вы заказчик. Вы заплатили Антону, чтобы убрать Янссена.
— У тебя микрофон с собой? — Женщина повышает голос и словно специально обращается к невидимому записывающему устройству. |