Проклятие, может, и ослабнет со временем, но я никогда не буду знать наверняка. Пока я нравлюсь Лиле — невозможно определить, настоящее чувство или нет. Колдовство — хитрая штука. Конечно же, магическое воздействие не может длиться вечно, но как удостовериться? Мне нужно знать точно, а точно я не буду знать никогда.
Разные возможности, но всегда плохие.
Звоню агенту Джонсу. Визитки у меня нет, поэтому набираю основной номер отделения ФБР в Трентоне. Секретарь переводит меня на другую линию, и я надиктовываю сообщение на автоответчик. Говорю, что мне требуется еще немного времени, всего пара дней, в понедельник я назову им имя убийцы.
Когда принимаешь тяжелое решение, пусть и отвратительное, обычно чувствуешь нечто вроде облегчения. Ведь гораздо проще действовать, а не выжидать.
Чем больше вариантов я перебираю в голове, тем безнадежнее кажется ситуация.
Нужно принять все, как есть.
Я плохой человек.
Сотворил много плохого.
И сам не остановлюсь. А кто меня остановит? Лила не может. Захаров не хочет. Есть только один человек, который на это способен, очень ненадежный человек.
Сэм листает «Отелло». Из колонок, к которым подсоединен айпод, так громко вопит «Магия смерти», что стекла в окнах дребезжат.
— Ты как? — кричит сосед.
— Сэм, помнишь, ты в начале семестра рассказывал, как вы скупили половину магазина для спецэффектов? Что, мол, теперь ко всему готов?
— Ну да, — осторожно отвечает тот.
— Я хочу кое-кого подставить; нужно свалить на этого человека убийство брата.
— На кого свалить? — Сэм убавляет звук, совершенно не удивляется — наверное, привык уже к моим безумным просьбам. — И зачем?
Набираю в грудь побольше воздуха.
Существуют определенные правила.
Для грамотной подставы необходимо найти того, кто с легкостью сойдет за злодея. Лучше всего, если он уже сделал что-нибудь плохое, и совсем хорошо, если действительно виноват в случившемся.
Тогда и совесть не так будет мучить.
История должна получиться правдоподобной. В простую ложь все поверят. В простую ложь люди верят гораздо охотнее, чем в правду. Правда зачастую бывает запутанной, грубой, неприятной. Но разве я могу кого-то осуждать? Пускай верят в правдоподобную ложь.
Особенно если мне это на руку.
— Бетенни Томас.
— Погоди, кто это такая? — хмурится Сэм.
— Подружка убитого гангстера. С двумя большими пуделями. Бегунья в спортивном костюме. — Вспоминаю про тело Янссена в морозильнике (надеюсь, он бы порадовался). — Она заказала своего любовника, так что отчасти виновна.
— И откуда ты об этом узнал?
Я очень стараюсь быть честным, но не рассказывать же Сэму все. А если все не рассказывать, получается какая-то чушь.
— Она сама мне сказала. В парке.
— Ну да, — закатывает глаза сосед. — В доверительной дружеской беседе, то-то она от тебя припустила.
— Просто приняла за другого. — Голос у меня злобный и угрожающий, как у Филипа; жутко-то как, ведь я изо всех сил стараюсь не походить на брата.
— За кого? — и глазом не моргнув, интересуется Сэм.
Усилием воли заставляю себя успокоиться.
— За убийцу.
— Кассель, — стонет он. — Ладно, не волнуйся, вопросов больше не буду задавать. Знать ничего не хочу. Какой у тебя план?
Уф, слава богу. Усаживаюсь на кровать. Вряд ли я способен сейчас на очередное откровение, хотя Сэм и половины не знает.
В детстве мне случалось сидеть вместе с отцом в засаде — мы прятались возле дома, который он собирался ограбить, и наблюдали. |