Проваливаясь чуть не по пояс в снег, я добрался до Сорокина, сказал:

– Привет! Я на вездеходе, могу тебя вытащить в минуту, но при одном условии.

– Знаю я твое условие, – сказал он покорно. – Тебе нужен сравнительный анализ крови. Будет, вытаскивай.

– Нет, условие другое. Независимо от того, какой будет результат анализа, ты через час позвонишь мне в Прокуратуру и скажешь, что группы крови на пуле и у Мигуна НЕ совпадают.

Он отрицательно покачал головой:

– Я не могу давать ложных заключений. Я подписку давал.

– А ты и не давай ложных заключений! Телефонный разговор не является документом. Мало ли кто что скажет по телефону! Реальное заключение экспертизы ты мне дашь потом…

– Ты хочешь проверить, прослушивают твой рабочий телефон или нет?

– Вот именно! – соврал я.

– А если прослушивают, то что?

– То ровно через полчаса после этого звонка к тебе явится Бакланов, Краснов или Олейник, потому что это смешает им всю игру. Или – я полный кретин.

– Ну, одно не исключает другого, – заметил он и сказал: – Старик, я не могу сделать того, что ты просишь.

Я посмотрел ему в глаза.

– Извини, – добавил он. – С таким огнем я не играю и тебе не советую…

– Да ты понимаешь, что я могу их на этом подсечь! – закричал я ему в лицо. – Я буду знать, подсовывают мне липового убийцу или нет! А тебе это ничего не стоит, один телефонный звонок! Если они к тебе прибегут – значит, они уже давно знают, что у Мигуна, и у того, в кого Мигун стрелял, – одна и та же группа крови! И я их подсеку на этом! Ну, я прошу тебя, Саша!…

– Игорь, я тебе уже ответил… – сказал он сухо, снял мои руки с воротника своей куртки и опять заработал лопатой, откапывая свой «Москвич».

– Мальчики, что там у вас происходит? – крикнула нам издали Алла Сорокина.

– Дурак! – сказал я Сорокину, повернулся и, стараясь попасть в свои собственные следы и проваливаясь все равно в снег по пояс, побрел прочь. Гениальная идея провалилась из-за этого труса.

– Игорь! – окликнула меня Алла, но я молча прошел мимо нее.

На улице я забрался в кабину снегоочистительной машины, в сердцах откупорил бутылку с ацидофилином, отхлебнул и сказал водителю:

– Назад, на Аэропортовскую…

Но через два квартала все-таки приказал ему вернуться, мы вкатили во двор дома Сорокиных и в течение минуты вызволили из снежного плена сорокинский «Москвич». А потом, так и не сказав Сорокиным ни слова, я поехал домой.

В 3-м отделе МУРа было почти пусто – часть инспекторов укатила на улицу Качалова помогать Пшеничному в опросе населения, часть разъехалась по больницам и моргам искать человека со сквозным пулевым ранением. Но дежурный по Отделу капитан Ласкин сказал мне и Нине, что Светлов здесь, в «Бл…ском отделе». Официально этот отдел называется «2-й Отдел по раскрытию половых преступлений», но никто его так длинно не называет, а говорят просто – «Бл…ский отдел», и это означает, что Отдел занимается раскрытием изнасилований, развращений малолетних, искоренением проституции, гомосексуализма, лесбиянства и других половых извращений на территории города Москвы. Однако не только борьба с этими пережитками капитализма входит в его компетенцию. Из сорока тысяч взятых этим Отделом на учет московских проституток, минетчиц, педиков и лесбиянок две или три тысячи активно работают на Уголовный розыск и служат его агентами в самых разных социальных слоях столицы.