— А что с Андрюшей мы на улице познакомились, так всякое в жизни бывает, — солидно проговорила Наталья. — Я как узнала, что в институт провалилась, сижу и плачу. Он подошел, думал — обокрали, а потом… — глаза ее опять предательски налились слезами.

— Не реви, — строго сказал Сергей, — давай, рассказывай по порядку про тот вечер, когда Сталину убили, — где была, что делала.

— Да где мне быть? Тут и была, дома сидела. Одежды-то нету. Обещал Андрюша купить, так у них зарплату не платят.

— Так надо в другое место устраиваться, — не выдержал Сергей, — теперь, раз женатым стал.

— Мать его не пускала, говорила, как же ты с высшим образованием куда-то пойдешь! Как в прошлом веке она жила! Но… — Наталья испуганно прикрыла рот ладошкой. — Нехорошо про покойницу…

— Давай ближе к делу!

— Значит, накануне, как стала она на дачу собираться, так зовет Андрюшу с собой, мол, там дел много. А он говорит, какие там дела, урожай давно убран, остальное до весны подождет, что, мол, тебе неймется. А сам так обрадовался, что она уедет, потому что отдохнуть можно.

— Что, мешала она вам, не давала одним побыть?

— Ой, не говорите! До двенадцати ночи в комнату нарочно заходит, то ей одно надо, то другое, потом ругается, что мы шумим.

— Да, тяжелый случай…

— Поэтому, когда она уехала, Андрей с облегчением вздохнул и говорит: завтра у нас выходной, позвонил на работу, что не придет, и мы с ним целый день дома одни были, — Наталья покраснела.

— Ну-ну, — пробормотал Сергей.

— А теперь в милиции Андрюшу подозревают, — мгновенно заревела Наталья, — потому что все соседи твердят, что ссорились они из-за меня сильно. А что он целый день со мной был, так ваш один милиционер говорит, что я, мол, не свидетельница, что я, чтобы парня своего выгородить, что хочешь наврать могу. — Слезы полились ручьем.

— Ох ты, господи, иди опять умойся!

Сергей взглянул на часы и решил, что успеет еще навестить Владимира Николаевича Чердынцева, того самого обиженного математика, про которого рассказала ему нянечка тетя Поля. Поскольку у Чердынцева для убийства директрисы Тамары Алексеевны имелся самый что ни на есть явный мотив — месть, то и подозревали его в первую очередь и вызывали к следователю Громовой. Но алиби Чердынцев предоставил железное — уезжал из города к больной матери на четыре дня в Калинин. Представил он телеграмму от сестры, та сообщала, что у матери сердечный приступ, и даже билет на поезд, который, по счастливой случайности, не успел выбросить. Следователь Громова билет подшила к делу, а Чердынцева отпустила, и теперь Сергей решил зайти к нему просто поговорить.

Двери открыл хиленький мужичок в очках, с седой не бородой, а бороденкой. Мужичок был в шортах и маечке, как на пляже. А в квартире жуткий холод и сквозняки. Мужичок внимательно прочитал удостоверение Сергея и пригласил в комнату. Комната, против ожидания Сергея, была чистая, но в ней две странности — распахнутый настежь балкон и еще в комнате почти нет мебели.

«Пропил, что ли»? — неуверенно подумал Сергей.

Он повидал пьяниц, и никак не вязались его представления о них с чистым полом и спокойными движениями открывшего ему дверь мужчины. И глаза у него тоже спокойные, не видно в них ни капли суетливости.

— Садитесь, — хозяин кивнул на единственный стул, а сам расположился на маленьком коврике на полу в позе лотоса.

— А нельзя балкон закрыть? — поинтересовался Сергей.