Дальше, на первом этаже на площадке Сидоренки в трехкомнатной, потом Евдокия, а с другой стороны тетя Шура Зверева и коммуналка большая ведомственная, там народ все время меняется, и Евдокия не успевает с ними отношения испортить. С Сидоренками Евдокия вроде не скандалила, это где хозяин на троллейбусе работает, он Евдокию последним живой видел, а с тетей Шурой Зверевой все время схватки. Эта Шура в молодости на корабле буфетчицей плавала, потом в химчистке работала, а теперь на рынке колготками торгует. Дочка у нее где-то взрослая, а Шура одна живет и погулять всегда любила, и сейчас любит, хоть и возраст у нее уже солидный. Ну, шум у нее, музыка вечно до полуночи орет, дверью хлопают, окурки бросают, — в общем, Евдокии эти гулянки как нож острый. И даже не в окурках, я тебе скажу, тут дело, а просто не могла она видеть, как люди жизни радуются, норовила настроение испортить. Меня вызывали, я Шуре предупреждение делал, а кто теперь участкового боится? Да и баба-то эта, Шура, неплохая, беззлобная, ну, повеселиться любит, так за что же на нее наезжать-то? В общем, взял я с Шуры слово, что после двенадцати никаких хождений и никакой музыки. Гости у тебя, говорю, пускай хоть до утра сидят, ты женщина самостоятельная, квартира отдельная, но чтобы все тихо! Разговор этот у нас с Шурой с год назад состоялся, а прошлой зимой случай произошел. Был у Шуры день рождения или еще какой праздник. Засиделись допоздна, как обычно, но после двенадцати музыку выключили. Поутихли, потом расходиться начали. А один мужик решил у Шуры остаться. Только Шура его попросила, чтобы он последних гостей проводил, помог им машину поймать. На улице мороз, налегке не пойдешь. Мужик этот куда-то свою куртку задевал, а Шура ему и говорит, что надевай, мол, мое пальто, кто тебя в полвторого ночи увидит. Тот и надел. Проводил приятелей, вернулся назад, парадную-то вспомнил, а квартиру перепутал. К Шуре от лестницы направо. А он налево пошел к Сидоренкам. А у Сидоренок хозяин, Николай Михалыч, в ту неделю в вечернюю смену работал. Там пока в парк, пока с диспетчером то да се, развозка его только к двум часам до дому доставляет. А Вера, жена его, ждет, спать не ложится, чтобы он не гремел, не звонил, потому что внучка маленькая болела у них тогда.
А того-то, Шуриного хахаля, в последний момент сомнение взяло, та ли квартира, он звонить не стал, а постучал тихонько. Вера к двери подходит и спрашивает: «Коля, ты?» А тот-то тоже Колей оказался, он и отвечает, «Я». И представь себе: открывает Вера дверь, а на пороге вместо мужа стоит мужик с усами и в дамском пальто с чернобуркой такой пышной! Тут наша Вера Антоновна так завопила, что не только внучка, а все соседи до девятого этажа проснулись. Сын ее выскочил, мужику этому, не разобравшись, сразу в глаз засветил, а тетя Шура вышла, как давай хохотать, прямо до икоты. В общем, когда соседи все поняли, то тоже посмеялись и разошлись: дело в субботу случилось, завтра на работу не идти, ну, ошибся человек дверью по пьяному делу — с кем не бывает? Только Евдокии неймется, орет на Шуру. Я, говорит, жаловаться буду, и не участковому, он у тебя купленный, — это она про меня, значит, — а прямо на прием к начальнику отделения пойду, чтобы тебя на 101-й километр выселили. Ты, говорит, пьяница и тунеядка, живешь на нетрудовые доходы. Тут и Шура не выдержала, это я, говорит, тунеядка, да ты посиди десять часов на морозе, а потом говори. А насчет пьянства, то кто, интересно, твоего Лешку вчера на улице поднял и домой на себе притащил. Это верно, Шура часто его подбирает по доброте душевной. В общем, срам сказать: подрались они прямо на лестнице. Соседи разняли, а утром обе ко мне жаловаться прибежали. Я в глубине души Шуре сочувствую, но формально составил протокол, оштрафовал обеих и пригрозил, что, если еще раз подобное произойдет, оформлю на пятнадцать суток. Испугалась Шура, поскучнела, больше никаких гулянок, а Евдокия ходит гоголем, совсем ее загрызла, добилась своего. |