«Парик! — мелькнуло у Надежды в голове. — Или шиньон».

Взглянув на блондинку повнимательнее, Надежда заметила густо подведенные глаза, выщипанные в ниточку брови, веснушчатую дряблую кожу на лице. И поскольку дама в справочном опять отвернулась и сосредоточилась на телефонной трубке, Надежда наклонилась, сунула голову в окошечко и довольно громко произнесла:

— Могу я получить справку?

Блондинка повернулась к ней всем телом. При ближайшем рассмотрении, не через стекло, ей можно было дать лет пятьдесят.

«Точно, парик, — подумала Надежда, — вряд ли в таком возрасте можно так хорошо сохранить свои волосы».

Дама в справочном подняла на нее возмущенный взгляд и пробасила:

— Вы что, больная, не видите, я занята? — и продолжила в трубку: — Да не-ет… Это та-ак, тут одна больна-ая… Ну ла-адно, я тебе попо-оз-же перезвоню…

Повесив трубку, она взглянула на Надежду глазами измученного непосильной работой человека и раздраженно спросила:

— Ну, что у вас, больная?

— Я не больная, — строго ответила Надежда, — я хотела только…

— А если вы не больная, то что вы делаете в больнице в конце дня?

Надежда несколько растерялась от такого стремительного хамства и пробормотала:

— Я хотела только узнать имя врача…

— Мы справок не даем! — отрезала медсестра.

Надежда взяла себя в руки и ринулась в атаку.

— Как это — справок не даете? — возмущенно заговорила она на повышенных тонах. — У вас над окошечком написано — справочное, а вы справок не даете?

— Имя врача — это справка личного характера! Мало ли для чего вам это нужно!

Несколько ошарашенная своеобразной логикой категоричной блондинки, Надежда отошла от окошечка. Конечно, можно мобилизоваться и устроить грандиозный скандал, ибо, если ее, Надежду, как следует разозлить, она способна ненадолго забыть, что она интеллигентная женщина с высшим образованием, и показать этой корове из справочного, где раки зимуют. Но специфика ситуации в том, что дело-то ее конфиденциальное, поэтому скандалить и привлекать к себе внимание в данном случае неумно и даже опасно.

Надежда осторожно скосила глаза на справочное. Блондинка, нахохлившись, следила за ней немигающим взглядом, как удав за кроликом. В это время у дежурной на столе зазвонил телефон, она отвернулась от Надежды и забубнила в трубку:

— Да-а… Это я-а…

— А в каком отделении лежала-то? — раздался вдруг рядом с Надеждой заинтересованный голос.

— Что? — Надежда повернулась и увидела, что рядом с ней стоит, опираясь на свою яркую швабру, старуха уборщица.

— В каком отделении лежала-то, милая?

— Да, понимаете, — замялась Надежда, — это не я, а свекровь. Ей года три назад тут операцию делали, в хирургии… а теперь у нее возникли осложнения, и она хотела бы проконсультироваться у того доктора… А фамилию-то его и забыла, старость все-таки, склероз… Вот и послала меня — иди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что, — Надежда постаралась, чтобы в голосе у нее прозвучало раздражение.

Конечно, нехорошо делать покойную дворничиху Евдокию то близкой приятельницей, то свекровью, но той уже все равно. Кстати, и обе Надеждины свекрови, и от первого, и от второго мужа, уже умерли, так что можно спокойно придумывать им несуществующие болезни, не боясь сглазить. И была еще вторая причина, по которой она сослалась на свекровь, а не на мать или тетку. Если дочка ухаживает в больнице за матерью, то уж наверняка знает и фамилию доктора, и всех сестричек по именам.