|
Эфес был знакомым, но ощущение было каким-то странным, а застывшие с поднятыми Шпагами военачальники отчего-то смотрели не столько на принца, сколько на него, Арнольда Арамону, причем с трудом сдерживая смех. Капитан скосил глаза, пытаясь понять, в чем дело, и – о ужас! Черно-белый эфес переходил не в клинок, а в нечто, весьма похожее на гусиный вертел, причем давным-давно не чищенный. Суза-Муза!!! Будь Арамона в Лаик, он бы с мерзавцем поговорил, но дело было во дворце и перед ним были не унары, а вельможи, самый незначительный из которых мог раздавить незадачливого капитана одним пальцем. Музыканты играли бесконечно долго, и Арнольд, боясь пошевелиться, воинственно сжимал запачканную обгорелым салом железяку. Наконец проклятый гимн закончился, и клинки вернулись в ножны. Король, сидевший к Арамоне спиной и не видевший его оплошности, встал и помог под пяться королеве. Маршал Алва, ловко опустившись на одно колено, передал принца Его Величеству, тот принял ребенка, и августейшая чета покинула зал. Больше всего на свете Арамона хотел затесаться в толпу устремившихся к выходу придворных и исчезнуть, но не тут-то было! Начальник унаров должен оставаться с военными, даже если рушится небо, жмут сапоги, схватило живот, а в ножнах вместо шпаги поварское безобразие. Слуги внесли серебряные кубки с вином – дар будущего Карла Четвертого своим полководцам. Утром Арамона предвкушал, как поставит королевский сувенир на каминную полку, теперь ему было не до того. Капитан торопливо схватил поднесенный ему кубок п попытался отступить к двери, но его маневр был замечен. – Сударь, – невысокий седоватый человек с алой маршальской перевязью[63] заступил несчастному дорогу, – позвольте взглянуть на ваш клинок. Я хочу узнать имя мастера. – О да, – вступил в беседу красивый адмирал. – Мне казалось, что я разбираюсь в оружии, но вы, господин капитан, меня потрясли. Это, видимо, морисская сталь? Отказать вышестоящим было невозможно, и Арамона нерешительно потянул вертел из ножен. На сей раз доблестные воины своих чувств не сдерживали, и Триумфальный зал огласился диким хохотом. – Да, стареем, – вздохнул плотный артиллерист, – юность нас обгоняет. Мы дальше мяуканья и натянутых веревок не заходили. – Не скажите, генерал, – возмутился маршал со шрамом на щеке, – я собственноручно приправлял пироги менторов нарианским листом[64]. – Так это были вы? – поднял бровь адмирал. – Я всегда вас глубоко уважал, но чтоб до такой степени… А, Рокэ, идите сюда. Мы тут минувшие деньки вспоминаем и обсуждаем оружие капитана. – Весьма достойное, к слову сказать, – на породистом лице Первого маршала Талига отразилось нечто, похожее на одобрение. – Клинок капитана знает вкус вражеского мяса. Помнится, господин капитан превосходно владел ЭТИМ оружием еще в свою бытность теньентом. В обращении с ним Арнольду Арамоне равных нет. Я, по крайней мере, тягаться с ним не рискну. – Рокэ, – засмеялся артиллерист, – неужто вы признаете, что в Талиге есть боец, лучший, чем вы? – Увы, – пожал плечами Алва. – По крайней мере, за обеденным столом. Кстати, сударь, можете вложить вертел в ножны и отправляться к месту службы короне и отечеству. 4 Всю дорогу до Лаик Арамона представлял, как своими руками сворачивает голову Сузе-Музе, отчего-то весьма похожему на Первого маршала в нежном унарском возрасте. К несчастью, мечты эти были неисполнимы – во-первых, капитан не знал, кто скрывается под личиной графа Медузы, а во-вторых, до него дошло, что конфуз нужно во что бы то ни стало скрыть. Если он, вернувшись с приема, станет злиться, все поймут, что у него неприятности. |
