|
Очень скоро вокруг Глеба образовывалась мертвая зона. Панцири или защитные скафандры — мечу было все равно, словно они были сделаны из картона. Иногда Глебу даже казалось, что в наиболее опасные моменты меч сам ведет его руку, точнее направляя удар. Вот и сейчас лишь на секунду мелькнуло перед ним перекошенное от боли лицо последнего из нападавших. В этом странном бою Глебу не приходилось даже отражать ударов, лезвие просто следовало в нужное место, сметая на своем пути любые преграды. Мертвое пространство вокруг все увеличивалось, перед ним уже расступались и свои, и чужие. Прорвавшись сквозь заслон стражи, прикрывавшей шатер военачальника, Глеб в считанные мгновения вновь оказался у входа. И все-таки он опоздал. Дико заржала с ходу рванувшая в галоп лошадь, унося на себе во тьму человека, которого он так жаждал догнать. Глеб, не желая признавать неудачу, схватил за уздечку какого-то потерявшего седока коня и бросился в погоню. Но жеребец оказался с норовом, он не захотел подчиняться воле незнакомого человека, и вскоре Глеб, потеряв из виду своего врага, остался один в ночном поле. Как только схлынуло напряжение схватки, прекратилась погоня, на Глеба навалилась ставшая уже привычной безмерная усталость. Та самая, что обрушивалась на него всякий раз, как он вновь вкладывал в ножны обагренный человеческой кровью меч. Перестав укрощать строптивого жеребца, Глеб отпустил поводья, и конь, предоставленный сам себе, медленно побрел обратно к лагерю. Где-то в стороне резко и пронзительно кричала ночная птица, от жеребца несло потом и кровью — привычные запахи схватки навалились на него вместе с невеселыми мыслями. Он думал о том, что попал в какой-то заколдованный порочный круг, из которого не было выхода. Одна погоня следовала за другой, одна рукопашная схватка сменяла другую, и впереди не виднелось ни просвета, ни выхода. Цель он потерял. Цель, ради которой оказался в мире далекого прошлого. Крушинский говорил об истоках, о поисках причин тех бед, что обрушились на его родину, но все это только красивые слова. Юрий тоже плывет по течению, и его уносит бурный поток событий в неведомое будущее, и сил едва-едва хватает лишь на то, чтобы оставаться на плаву. Он стал хранителем Влесовой книги, он дал клятву самому себе доставить ее к истоку, к тем, кто вырубил на ее страницах письмена, определившие судьбу целого народа, но, оказалось, даже волхвы не имели к этому отношения. В еще более глубокую, недостижимую древность отодвинулись истоки, казалось, даже Книга изменила ему… В который раз безуспешно он попытался позвать ее, настойчиво повторяя в своих мыслях такое знакомое слово «Вел», и ничего не услышал в ответ: ни отзвука, ни тепла. — Вот возьму и продам тебя! Цену предлагают достойную — вход в манфреймовский замок и тайну его бессмертия. — И правильно сделаешь. Что это было? Ответ книги, чужие слова прозвучали в сознании или он услышал всего лишь отзвук собственных мыслей? Даже на это он не в силах был найти ответ… 6 Все трое сидели за длинным столом в том самом шатре, который чуть было не стал для двоих из них смертельно опасной ловушкой. В центре, держа обеими руками огромный окорок только что зажаренного на костре кабана, восседал князь Васлав. Он ел сосредоточенно, с жадностью, отдаваясь процессу еды с нескрываемым удовольствием, и, глядя на него, Глеб не в силах был сдержать радостную улыбку. Он еще не задал князю ни единого вопроса, не желая разрушать ощущение необъяснимого комфорта и безопасности, всегда появлявшееся у него в обществе этого человека, зато Крушинский старался вовсю. |
