Еще целый час Жильбер де Лафайет сидел в своем кресле, его тело била дрожь. Затем он поднялся, оделся в свое лучшее платье и провел вечер в театре, созерцая пошлый фарс в представлении бездарнейшей труппы – на актеров получше у бедной Ниагары просто не было денег. В конце спектакля он встал и принялся аплодировать. Поскольку он был губернатором, это гарантировало труппе финансовый успех в Канаде. Он аплодировал долго и яростно, так что остальным зрителям тоже пришлось встать и присоединиться к нему; он хлопал в ладоши, пока не отбил себе все руки, пока амулет, висящий у него на груди, не покрылся потом, пока по плечам и спине не растекся пылающий жар. Пока не осталось больше сил.

Глава 17

СТАНОК БЕККИ

Элвину уже начало казаться, что зима никогда не кончится. Раньше он любил зимние холода. Он процарапывал в покрывающем окошко инее дырочку и часами смотрел на разноцветные солнечные искорки, танцующие на нетронутом снежном покрывале. Но в те дни, замерзнув, он всегда мог укрыться дома, там, где тепло, отведать маминой стряпни и свернуться клубочком в мягкой постели. Правда, нельзя сказать, что сейчас он претерпевал такие уж неимоверные страдания – Элвин показал себя достойным учеником, обучаясь путям краснокожих.

Просто слишком много месяцев они скитались. Минул почти год с того весеннего утра, когда Элвин и Мера покинули Церковь Вигора, направляясь к Хатраку. Путь, ожидающий их, был долог, но теперь по сравнению с теми пространствами, что Элвину пришлось преодолеть, он выглядел легкой прогулкой. Элвин и Такумсе побывали далеко на юге, где краснокожие, общаясь на языке бледнолицых, говорили по‑испански, а не по‑английски. Они видели затянутые туманом низины Миззипи. Они говорили с криками, чоктавами и еще не познавшими цивилизацию черрики из болотистых областей. Они посетили самые верховья Миззипи, где было столько озер, что передвигались там исключительно на каноэ.

И в каждой деревне, в которую они заходили, повторялось одно и то же.

– Мы знаем о тебе, Такумсе, ты пришел говорить о войне. Мы не хотим войны. Мы будем сражаться, только если бледнолицые придут на наши земли.

После чего Такумсе объяснял, что, когда белый человек придет в их деревни, будет слишком поздно и никто их не поддержит, тогда как бледнолицые, словно ураган, сметут краснокожих с лица земли.

– Мы должны стать единой армией. И в таком случае мы будем сильнее.

Но одних слов было мало. Юноши пошли бы за ним, поддались бы на его увещевания, однако старейшины не хотели войны, они не искали славы, они желали лишь мира и покоя, а белый человек… Белый человек был слишком далеко, призрачной угрозой маяча на горизонте.

Тогда Такумсе поворачивался к Элвину и говорил:

– Расскажи, что случилось на берегах Типпи‑Каноэ.

После третьего раза Элвин уже знал, что произойдет, когда он расскажет историю в десятый, в сотый, в какой бы то ни было раз. Как только краснокожие, сидящие вокруг костра, поворачивались к нему, он знал, что последует дальше. В их глазах светилось отвращение, поскольку он был бледнолицым, и вместе с тем интерес, потому что он сопровождал Такумсе. Как бы Элвин ни упрощал свой рассказ, как бы ни напирал на тот факт, что поселенцы Воббской долины считали, якобы это Такумсе похитил и замучил его и Меру, краснокожие все равно проникались скорбью и мрачной яростью. Поэтому в конце старейшины царапали пальцами почву, набирая полные пригоршни земли, будто бы выпуская на волю некоего страшного зверя, скрывающегося там. Поэтому молодые воины, все как один, вытаскивали свои кремниевые ножи. Острые лезвия оставляли на их коже неглубокие порезы, из которых начинала сочиться кровь, – таким образом воины учили свои ножи жажде. Теперь их тела будут искать боль и любить ее.

– Когда с берегов Гайо сойдет снег, – в конце концов говорил Такумсе.