Проведя целый год среди краснокожих и не видя из бледнолицых никого, кроме Меры и Сказителя, Элвин уже не мог смотреть на долину глазами белого человека. Он смотрел на нее, как краснокожий, и ему казалось, что видит он конец света.

– Что мы здесь делаем? – спросил Элвин Такумсе.

Такумсе ничего не ответил. Уверенным шагом, словно имел на это полное право, он принялся спускаться с холмов в долину белого человека. Элвин не понял его поведения, но, как обычно, последовал за ним.

К величайшему удивлению Элвина, когда они ступили на полувспаханное поле, фермер не заорал на них, чтобы они, мол, топтали землю где‑нибудь в другом месте. Подняв голову, он дружелюбно подмигнул и махнул рукой.

– Привет, Айк! – крикнул он.

Айк?

Такумсе помахал ему в ответ и зашагал дальше.

Элвин чуть не расхохотался. Фермеры, освоившие эту долину, прекрасно знали Такумсе, знали его настолько хорошо, что узнавали издалека! И Такумсе, самого ярого ненавистника бледнолицых во всей лесной стране, называли здесь именем белого человека!

Но Элвин решил подождать с расспросами. Он молча шагал следом за Такумсе, пока тот не пришел туда, куда изначально направлялся.

Этот дом ничем не отличался от остальных, разве что выглядел чуточку подревнее. Большой, с множеством пристроек, беспорядочно окруживших первоначальное строение. Наверное, вон тот уголок дома, под которым виднеется каменный фундамент, и был первой хижиной, построенной здесь. Затем к ней добавилась большая пристройка, так что времянка превратилась в кухню, после чего спереди было добавлено еще одно крыло – оно было уже двухэтажным, с большим чердаком. Впоследствии к хижине пристроили сзади еще несколько комнат – резные балки, положенные в остов и когда‑то сиявшие свежей белизной, уже потемнели и сквозь облупившуюся краску проглядывало серое дерево. В этом доме заключалась вся история долины: сначала лишь бы времянку возвести, чтобы укрыться от дождей, пока корчуешь лес; потом можно добавить комнату или две для удобства; затем достигаешь некоего процветания, рождаются дети, и вот уже возникает нужда в большом двухэтажном особняке. В конце концов в доме живет три поколения одной семьи, и здание разрастается не потому, что хозяин не хочет ударить в грязь лицом перед остальными поселенцами, а затем, чтобы обеспечить местом новых членов семейства.

Таким был тот дом, дом, который впитал в себя долгую повесть о победной войне белого человека против земли.

Такумсе обошел его вокруг и направился к маленькой, потрепанной дверце, что выходила на задний двор. Он даже не постучал – открыв дверь, он шагнул внутрь.

Все это Элвин видел собственными глазами, и впервые он растерялся. По сути дела, он должен был зайти в дом следом за Такумсе, как заходил в глиняные мазанки краснокожих. Но, будучи бледнолицым, он знал, что нельзя входить в чужой дом вот так, с заднего входа. Надо подойти к передней двери, вежливо постучать и подождать, пока тебя впустят.

Поэтому Элвин так и стоял у задней двери, которую Такумсе, конечно же, даже не позаботился закрыть, – стоял и смотрел, как первые весенние мушки залетают в темный коридор. Он чуточку поежился, вспомнив мать, которая в таких случаях принималась кричать и ругаться, что вот, мол, оставляют двери открытыми, и в комнату набиваются мухи, которые потом жужжат и кусаются по ночам, мешая честному народу спать.