– Ничего ему не известно, – поморщился Такумсе. – Элвин, скажи, скольким нитям из армии бледнолицых суждено оборваться?

– Многим. Я точно не знаю. Ваши войска потеряют примерно поровну.

– Это мне ни о чем не говорит.

– Это говорит о том, что ты получишь свою битву, – возразила Бекка. – Это говорит о том, что, благодаря тебе, в мире прольется больше крови, прибавится еще страданий.

– Но о победе – ничего, – промолвил Такумсе.

– Как всегда.

Элвин подумал, а что будет, если к концу истончившейся, закончившейся ниточки привязать новую и спасти чью‑нибудь жизнь. Он поискал глазами катушки, от которых отходили нити, но ничего не обнаружил. Туго натянутые нити, как будто на них висело нечто очень тяжелое, скрывались позади ткацкого станка. Но пола они не касались. Но и не обрывались. Элвин приподнялся на цыпочки – нет ни катушек, ни мотков. Он заглянул еще дальше и увидел пустоту – нити исчезли. Они появлялись из ниоткуда, и обычным человеческим глазом было не разглядеть, где и как они начинаются.

Но Элвин умел смотреть и другими глазами, своим внутренним зрением, при помощи которого он проникал в крошечные клетки человеческого тела и холодные внутренние течения камня. Он вгляделся в одну из нитей и проник внутрь нее – проследил ее форму, увидел, как сплетаются волокна, цепляясь друг за друга, чтобы создать единое целое. Теперь ему оставалось лишь следовать по этой ниточке. Что он и сделал. Она увела его за собой далеко в пустоту и наконец закончилась – если посмотреть обыкновенным глазом, она исчезала гораздо раньше. Но какую бы душу эта нить ни означала, человека, которого она представляла, впереди ждала долгая, хорошая жизнь, прежде чем придет время его смерти.

Всем нитям был конец, который наступал со смертью человека. Когда же рождался ребенок, на свет каким‑то образом появлялась новая нить. Еще одна нить, возникающая из ниоткуда.

– И это будет продолжаться бесконечно, – вновь заговорила Бекка. – Я постарею и умру, но холст и дальше будет ткаться.

– А вы свою нить нашли?

– Нет, – ответила она. – Я и не хочу ее искать.

– А я бы посмотрел на свою. Очень хочется узнать, сколько лет мне еще осталось.

– Много, – вдруг сказал Такумсе. – Или мало. Куда важнее, как ты распорядишься оставшимися годами.

– Но не менее важно, сколько именно я проживу, – возразил Элвин. – И не спорь, потому что ты сам считаешь также.

Бекка рассмеялась.

– Мисс Бекка, – повернулся Элвин, – а зачем тогда вы ткете, раз не можете влиять на ход вещей?

Она пожала плечами:

– Это работа. У каждого своя работа, и мое дело – ткать.

– Вы могли бы выйти отсюда и начать ткать для людей – одежду, например.

– Чтобы ее носили и снашивали, – улыбнулась она. – Нет, Элвин, я не могу выйти отсюда.

– Вы хотите сказать, что должны все время сидеть здесь?

– Да, я все свое время провожу здесь, – подтвердила она. – В этой комнате, за своим станком.

– Однажды я умолял тебя пойти со мной, – сказал Исаак.

– А я однажды умоляла тебя остаться, – улыбнулась она ему.

– Я не могу провести жизнь там, где земля мертва.

– А я не могу ни на мгновение оторваться от своего холста.