Гаррисон отломил от протянутой табачной плитки добрый ломоть и запихал его за щеку.

– Ничего, Рвач, за них‑то я не волнуюсь…

Но Рвач знал, что на самом деле волнуется и даже очень. Гаррисон так разозлился, что сплюнуть нормально не смог, промахнувшись мимо плевательницы. Плевательница, как подметил Рвач, сверкала первозданной чистотой. Неужели здесь никто, кроме Рвача, и табак не жует?

– А ты остепенился, – ухмыльнулся Рвач. – Не хватает кружевных занавесок для полного счастья.

– Они у меня дома висят, – ответил Гаррисон.

– И на полочках расставлены маленькие фарфоровые вазочки?

– Рвач, у тебя ум как у змеи и рот как у свиньи.

– Поэтому‑то, Билл, ты меня и любишь. Потому что у тебя свинячий умишко и змеиное жало в пасти.

– Вот именно. И постарайся этого не забывать, – сказал Гаррисон. – Задержи у себя в головенке, потому что я могу укусить, больно укусить, и в жале у меня содержится яд. Вспомни об этом, когда попытаешься надуть меня еще раз.

– Надуть?! – вскричал Рвач. – Да что ты такое несешь, Билл Гаррисон?! Как смеешь обвинять меня в подобном?!

– Я обвиняю тебя в том, что ты специально подстроил, чтобы целых четыре весенних месяца к нам сюда не поставляли спиртное. Мне пришлось повесить трех краснокожих, которые посмели забраться в военный склад. Мои солдаты начали разбегаться!

– Я? Я подстроил? Я спешил сюда, делал все, что мог, чтобы доставить груз как можно быстрее!

Гаррисон продолжал улыбаться.

Рвач сохранял на роже выражение оскорбленной невинности – оно ему удавалось лучше всего, но отчасти его действительно незаслуженно обидели. Если б у какого другого торговца виски имелось хоть полголовы на плечах, он бы нашел способ спуститься вниз по реке, и Рвач ничего бы ему не сделал. Разве Рвач виноват? Так получилось, что он оказался самым хитрющим, самым зловредным, низким пронырой в деле, которое никогда не терпело чистюль да и мозгов особых не требовало.

Гаррисон сдался первым. Показная обида Рвача продержалась дольше, чем его улыбка, – хотя Рвач с самого начала не сомневался в исходе этой дуэли.

– Вот что, Рвач, – наконец вымолвил Гаррисон.

– Может, тебе лучше звать меня мистером Улиссом Палмером, – предложил Рвач. – Только друзья  зовут меня Рвач.

Но Гаррисон не взял приманку. Он не пустился в уверения о вечной и неослабевающей дружбе.

– Вот что, мистер  Палмер, – сказал Гаррисон, – ты знаешь и я знаю, что к дружбе это не имеет ни малейшего отношения. Ты хочешь разбогатеть, я хочу стать губернатором целого штата. Мне, чтобы занять эту должность, нужно твое виски, а тебе, чтобы разбогатеть, понадобится моя протекция. Но на этот раз ты зашел слишком далеко. Можешь брать монополию в свои руки, мне все равно, но если не будешь поставлять мне виски в срок, я воспользуюсь услугами другого торговца.

– Понятно, губернатор Гаррисон, иными словами, тебе пришлось изрядно понервничать. Попробую исправить свою оплошность. Что, если ты получишь целых шесть бочонков наилучшего виски?…

Но, похоже, у Гаррисона было не то настроение, чтобы соглашаться на взятку.

– Ты забываешь, мистер Палмер, стоит мне захотеть, я заберу все  виски.

Гаррисон умел грубить, но и Рвач владел этим умением, правда, он наловчился говорить подобные вещи с улыбкой на лице.