Иван долго думал: почему же незнакомец о Матвее ничего не сказал? Возможно, тот в эмиграции, но служит противникам Краснова. Ведь за влияние на казачество идёт борьба...

И в мыслях у Ивана не было, что генералом Красновым интересуется советская разведка, а Матвей служит в её органах. И только многие годы спустя, когда Шандыба увидел Савостина в форме советского офицера, он вдруг вспомнил, что Матвей когда-то считал себя большевиком, убеждённым сторонником новой власти.

* * *

О том, как представлял себе Пётр Николаевич Краснов возрождение России, можно судить по одному из его писем генералу Балабину, атаману Общеказачьего объединения в Протекторате Чехии и Моравии:

«...Мне рисуется три вида:

1 — В СССР поднимется восстание против большевиков. Сталин и К^О, все коммунисты частью удерут, частью будут уничтожены, образуется там, в России, правительство, которое вступит в мирные переговоры с немцами, и война на Востоке Европы замрёт.

2 — Немцы оттеснят большевиков примерно до Волги и укрепятся. Будет оккупированная немцами часть России и большевистская Россия — война затянется...

3 — Немцы оккупируют часть России до Волги (примерно). В остальной части создаётся правительство эсеровского толка, которое заключит мир с немцами, приняв все их условия.

В первом случае эмигрантский Русский вопрос о том, быть или не быть казачьим областям и в них казакам, будет решаться там новым правительством.

Во втором случае — немецким главным командованием для оккупированной части их в восточной части новым правительством.

Во всех трёх случаях до окончания войны эмигрантского вопроса нет, и обсуждать его — это толочь воду в ступе.

Я имею указания, что решено:

   — до окончания войны на Востоке Русскую эмиграцию не трогать (переводчики, заведующие питательными пунктами, полицейско-карательные отряды не в счёт);

   — при воссоздании России в Россию будет привлечена лишь небольшая часть эмиграции, вполне проверенная, вне английских и большевистских влияний!

...Если будут восстановлены казачьи войска (об этом я хлопочу), то на началах старого станичного быта и самой суровой дисциплины. Кругам и Раде не дадут говорить и разрушат работу атаманов, как это делалось в годы 1918-1920-е.

Итак — всё темно и неизвестно. Нужно ждать конца войны, предоставив себя воле Божьей, поменьше болтать и побольше копить денег, ибо никто ни на проезд в Россию, ни на обеспечение семей за границей, ни немцы, ни чехи, ни единого пфеннига не даст...»

* * *

В маленьком полуподвальном кабачке за столиком сидел молодой полковник с ленточкой в петлице. Ленточка означала, что её владелец награждён Железным крестом за боевые заслуги.

Вскоре в кабачок спустился ещё один молодой офицер, тоже полковник. Они пожали друг другу руки, хозяйка подала пару кружек пива.

   — С возвращением тебя, Вилли, с горячего русского фронта.

   — Спасибо, Хельмут. Правда, что касается горячего, то тут как сказать. Для русских это действительно горячо, а для нас одно удовольствие. Красивые русские девочки и — о майн готт — великолепная еда. Мы имеем такие продукты, какие дома, в Германии, мне не перепадали за всю жизнь.

   — А партизаны?

   — Пока на партизан нельзя пожаловаться. Вероятно, наши бравые солдаты русских так запугали, что те и слово такое забыли.

Офицеры весело рассмеялись.

   — А ты, Хельмут, чем сейчас занят?

   — Подыскиваю новую службу.