— Это в Виллах, тут недалеко...

Один лейтенант дал слово чести.

Пока собирались к отъезду, неожиданно прозвучал выстрел: есаул Головинский покончил с собой. Об этом тут же стало всем известно. Среди казачьих офицеров воцарилось гробовое молчание.

Более двух тысяч командиров сели на грузовики с тревогой и надеждой. Для сопровождения был выделен довольно большой конвой из английских солдат, вооружённых автоматами.

Колонна направилась вначале, как было объявлено, в направлении на Виллах. Однако вскоре казаки обнаружили, что их везут совсем не туда. На крутом повороте несколько человек, спрыгнув с грузовика, скрылись в зарослях. Спустя некоторое время колонна въехала в лагерь, обнесённый рядами колючей проволоки. Генерал Шкуро, уже находившийся в лагере, сообщил:

   — Нас, братцы, предали...

Вскоре последовало распоряжение:

— Быть готовыми к отправке в четыре утра. Между высшим командованием Великобритании и Советского Союза заключено соглашение...

Среди казаков-командиров началась паника. Они срывали с себя знаки отличия и награды, уничтожали письма и документы, которые были при них. Генерал Салкин, сохранивший пистолет, покончил с собой, четверо командиров ночью повесились.

Утром колонна грузовиков в сопровождении двадцати пяти бронемашин и ста пятидесяти мотоциклистов вошла в Спитальский лагерь. Казаки отказывались садиться в машины, сцепившись друг с другом, но английские солдаты быстро навели порядок. Раненых, словно мешки, покидали в кузов грузовика.

Двое казаков, у которых был при себе яд, отравились по дороге. Тех, кто пытался бежать, пристреливали на месте.

Все пленные командиры были переданы солдатам советской армии в Йоденбурге.

Часом позже майор Девис зачитал в лагере, расположенном в окрестностях Линца, следующее обращение:

«Казаки, вас предали ваши главари, толкнувшие на неверный путь, но отныне вы свободны от их пагубного влияния. Вы можете возвратиться на свою родину. Сейчас решается вопрос о репатриации всех казаков, их жён и детей...»

На следующий день состоялась выдача советской стороне офицерского состава 15-го кавалерийского казачьего корпуса. Был там и Хельмут фон Панвитц. Две тысячи казаков и сто пятьдесят немцев были окружены полком НКВД...

К вечеру на железнодорожные пути подогнали состав из сорока пульманов. Английские солдаты начали заталкивать в них арестованных, не забывая при этом отобрать у пленников часы, украшения, драгоценности. За несколько дней подобным образом было погружено в вагоны около пятидесяти тысяч человек...

* * *

Потрясённый, враз осунувшийся Краснов в своей комнате, которую снимал вместе с женой в окрестностях города Линца, написал две петиции: одну королю Англии Георгу VI, а вторую в Международный Красный Крест в Женеву.

Это был крик души.

О чём просил Краснов? Провести тщательное расследование о причинах, побудивших казаков бороться бок о бок с немцами против советской власти.

Пётр Николаевич не ждал помилования для тех, кто был повинен в военных преступлениях.

«Они, — писал Краснов, — достойны суда Международного военного трибунала...»

Обе петиции заканчивались словами: «Я прошу вас во имя справедливости, человечности и во имя Всемогущего Бога!..»

Той ночью Пётр Николаевич долго не мог уснуть. Забылся только под утро.

И приснился ему сон, который он уже однажды видел во время Первой мировой войны.

Тогда Пётр Николаевич жил в квартире сельского священника. Старый священник предсказал Краснову, что ждут его великие дела и великие муки... И ещё сказал священник библейские слова: «И не введи нас во искушение.