Как глаза уцелели, неведомо. Штопавший меня в тюремной лечебке лепило не уставал удивляться. Но заросло как на собаке, а кличку я возненавидел и глотку бросался перегрызть, если забывался кто.
— Не дождёшься, когда я сдохну? — схватил я Прохора за грудки и чуть не вытряхнул из тулупа.
— Да что ты! Что ты, шальной! — перепугался он. — Дружок твой вона молчит…
— И его надолго не хватит. Ещё одна такая засада на голом льду и останется от нас хрен да маленько!
— Мне зачем шумишь?.. — залепетал Прохор. — Корнею Аркадьевичу докладывай.
— Он думал, прежде чем в такой култук нас отправлять?
— Ты это… И его критиковать?
— Чужие места! — оттолкнул я от себя коновода. — На верную погибель нас сюда загнали.
— Да что с тобой, Павлуш? Остервенел словно. Откуда чужие?
— Люди Бороды нас ущучили! — выдохнул я в его рожу. — И не с таким вооружением, что у нас. С винтарями настоящими. У легавых видел? Налетела давеча банда и очухаться не успели. Кончили бы на месте, не сыграй я под дурачка.
— А чего молчал?
— Пригрозили по первой, чтоб уносили ноги, если жизнь дорога. Галдят, что их это промысел и баста!
— Унюхали, значит, — растянул губы в презрительной усмешке Прохор и шапку на затылок толкнул. — Объявились! Ну наконец-то!
— А ты знал? — оскалился я. — Чего лыбишься? Поминки бы уже справлял по нам. Их несколько рож! И главный какой-то Борода. Не уприди я Китайца, неизвестно, чем дело бы обернулось.
— А про Бороду откуда весть имеешь? — не придал он моим словам никакого значения.
— Кликали так его подельники.
— При вас? — не поверил он.
— Вгорячах… А чего скрывать-то? За атамана он у них.
— А выглядит как?
— Чего пытаешь-то? Не на допросе.
— Говори, раз интересуюсь, — изменился в лице Прохор, а глазищами так и ест.
— Ну, с бородой… — отвернулся я.
— Бороды разные.
— Культурная бородка. Буржуйская. И усы.
— А ты не ошибся?
— Да он мне так по морде смазал, что век не забыть, — сплюнул я от душившей злобы. — Теперь должок за мной. Кровью смоет, если встретимся.
— Это по-нашему, — крякнул Прохор и по плечу меня похлопал, но враз унялся, как я покосился. — Значит, погнали вас с островка?
— Пригрозили.
— И подводы Хлебникова их добыча?
— Ту добычу ещё ухватить надо! — заскрежетал я зубами.
— Завтра поглядим, чей островок-то, — утёр хлюпающий нос Прохор. — Завтра померимся за добычу.
— Тебе откуда знать, что подводы будут? Купец Хлебников лично позвонил?
— Звонил, звонил, — снова хлюпнул он носом. — По тряпочному телефону. Новости Корнею Аркадьевичу сам докладывать будешь. За эту весть он с тобой стопку подымет. И не одну, если дело выгорит.
Завертелось, загорелось дело, только выгорело не так. К Корнею Прохор меня не повёз, тот собственной персоной к полудню пожаловал. Мы отсыпались с Китайцем, нас разбулгачили — и к нему. А во дворе Курагина уже несколько новых рож, одна другой краше. Обрезы не прячут, готовятся, злые, как черти.
Из всех уркаганов я знал лишь Коновала. Он подмигнул, хотел что-то сказать, вроде как поздравить с чем-то, но Прохор уже тащил нас с Китайцем наверх, в дом, на второй этаж, где Дилижанс учинил настоящий допрос. |