— Хотя, если бы речь шла о мести, едва ли он стал бы скрывать свою личность. Ему бы хотелось, чтобы враг знал, кто ему отплатил.
— Наверное, ты прав, — согласился юноша.
Некромант вдруг подумал, что до сих пор не знает, как зовут его спутника.
— У тебя есть имя? — спросил он.
— Конечно. Разве может человек жить без имени? — удивился юноша. — Но оно принадлежит миру проклятых, так что теперь мне нужно другое.
— Кто тебя проклял? — Эл удивлённо поднял брови — он не заметил на спутнике никаких чар, хотя обычно чувствовал такие вещи.
— Я сам, — ответил юноша. — Но это не та история, которую мне хотелось бы сейчас рассказывать. Может, в другой раз.
Демоноборец пожал плечами, и дальше они ехали молча, пока юноша не заговорил:
— Пожалуй, я буду называться Ирд. Кажется, на языке зитов это означает «изгой».
— Откуда ты знаешь язык зитов? — поинтересовался Эл.
— Я служил архивариусом в Карилоссе, пока Рогбольд не сжёг его. У меня было много книг, они занимали не одну комнату, я перекладывал их по порядку, составлял каталоги, перечитывал полюбившиеся мне отрывки снова и снова, но теперь ничего нет. Страницы обуглились, переплёты свернулись и сгорели. А там было ещё столько всего, что я не успел прочитать! Кто знает, быть может, в одной из книг хранились ответы на все мои вопросы, но теперь я никогда этого не узнаю, — Ирд сокрушённо покачал головой.
— Так вот, почему у тебя такая правильная речь.
— Вероятно.
К концу дня они достигли разорённой деревни. Дома стояли обуглившиеся и опустевшие. Повсюду, белея костями, лежали разлагающиеся трупы, и в воздухе царил нестерпимый сладковатый запах мертвечины. На кольях виднелись обглоданные птицами и собаками скелеты, повсюду валялись черепа с чёрными провалами глазниц, остатками волос и оскалом жёлтых зубов. Бродячие псы лежали возле покосившихся построек, не в силах пожрать сгнившее мясо, а над крышами лениво описывали большие круги красноголовые канюки. Некогда в деревне жили люди, теперь же их сменили падальщики и дикие звери. Вероятно, наведывался и ещё кто-нибудь.
Эл с Ирдом сложили костёр из полуразвалившейся изгороди, чтобы согреться, отогнать тяжёлый запах и подогреть мясо. Время от времени из темноты сверкала пара жёлтых глаз, но тут же исчезала — волки или другие твари Пустоши отвыкли видеть здесь живых людей. Над головами сверкали звёзды, медленно и величаво плыла луна, похожая на истёршуюся серебряную монету, между деревьями и плетнями начинал куриться ночной туман. Где-то заухала сова, и ей отозвалась кукушка. Ирд сосчитал, сколько лет или, быть может, дней ему осталось жить. Получилось не слишком утешительно: восемнадцать. Сейчас ему было только на год больше, так что не очень-то долгую жизнь отмерила ему ночная птица.
Когда парень поужинал, они с Элом улеглись. На часах никто не остался, поскольку едва ли армия Рогбольда стала бы возвращаться через разорённые и охваченные поветрием земли. Не лезли в Вайтандар и беззаконники. Как ни отчаянны они были, а всё же понимали, что мёртвым богатство ни к чему, и предпочитали совершать набеги на другие, более безопасные земли. Одно дело сражаться со стражниками, которых можно ранить, убить или обвести вокруг пальца, и совсем другое — играть в прядки с эпидемией, властвующей в каждой щёлке вымершей земли.
Эл не спал, а Ирд вскоре засопел. Что ему снилось? Смерть, разрушение, или та, чьё ожерелье он хранил, как величайшую в мире ценность?
Глава 42
Проснувшись утром, Эл увидел Ирда сидящим перед погасшим костром и перебирающим пальцами чёрные жемчужины ожерелья. Ветер разносил пепел, тот оседал на одежде и лице Ирда, который этого не замечал, лишь изредка моргая, когда в глаз попадала соринка. |