Искать, искать… Однако — Америка! Как туда добраться-то? По морю, как… А можно и подождать лет пять — не каплет. А что? Служба есть, жалованье… вот только воспоминания о Бьянке…

— И часто такие вот… видения возникали?

— Да не очень. Обычно в грозу или перед грозою.

Молодой человек заметил какую-то странную суету, еще подходя к дому, но не придал значения — домовладелица, донна Эвальдия, вот-вот должна была вернуться из поездки на реку Льобергат, к мельницам — наверняка она вернулась и теперь устроила выволочку разленившимся без хозяйского ока слугам.

Краем глаза глядя на ошивающихся во дворе хмурых молодцов — эти еще здесь зачем, носильщики, что ли? — молодой человек поднялся к себе и, войдя в темную — с закрытыми ставнями — комнату, громко позвал Жоакина:

— Эй, Перепелка, ты дома? Чего в темноте-то сидишь?

Ответом была тишина… хотя нет, в комнате явно кто-то находился… был… Воры?

Молодой человек потянулся за шпагой…

— Здравствуйте, сеньор лейтенант, — раздался вдруг чей-то глуховатый голос, и тотчас же с грохотом распахнулись ставни, впуская в помещение яркий дневной свет… едва привыкнув к которому, Громов закусил губу и попятился: за столом, нагло развалился какой-то толстяк с тоненькими пошлыми усиками, чем-то напоминающими тараканьи. В руках нахал вертел какую-то желтоватую бумагу с красной печатью, а изо всех углов в Андрея целились из мушкетов солдаты.

— Что такое? — изумился молодой человек. — Вообще-то я здесь живу.

Наглый толстяк ухмыльнулся:

— Мы знаем. Отдайте вашу шпагу, сеньор, иначе я вынужден отдать приказ стрелять!

— Что?

— Вы арестованы, сеньор Громахо! Арестованы по указанию губернатора дона Мендозы. Вот письменный приказ, извольте.

Глава 7

Зима — весна 1706 г. Барселона — Атлантика

Висельник

Откуда-то сверху в подвал проникала вода, капала, стекала вниз тонкой струйкой — видать, там, наверху, на свободе, шел дождь. Привстав, Андрей нащупал стену, подставил под струйку широко открытый рот. Здесь, в одиночке, не было даже окна, лишь иногда тюремщики приносили свечу, перо и бумагу — узнику разрешалось подавать прошения на имя короля Карла. В письменной форме — а в те времена мало кто из простых людей умел читать и писать.

Заточение и в обычной-то камере — пытка, а уж здесь, в темнице — и подавно. Время здесь текло причудливо и непонятно, узник никак не мог бы сказать наверняка день сейчас или ночь. А, собственно, почему б и не заставить само время быть подвластным заключенному? Громов усмехнулся: вот он проснулся, встал — значит, уже утро, нужно сделать зарядку, помахать руками, ногами… раз-два, раз-два, раз… Кто-то боязливо пискнул в углу — мышь или крыса. С этой живностью молодой человек давно уже подружился, подкармливая остатками трапезы, в коей его, надо сказать, не особо-то ограничивали — не то чтоб кормили от пуза, но и не морили голодом, пару раз в день приносили простую, но вполне сытную пищу — гороховую либо луковую похлебку, хлеб, подкисленную вином водицу. Спасибо и на том!

Приносившие пищу стражники отнюдь не отказывались перемолвиться с узником парой слов, наверное, на этот счет имелись у них специальные указания — а вдруг да заключенный проговорится, что-то брякнет, выдаст кого-нибудь? Впрочем, опальный лейтенант и так уже рассказал все, что мог, включая встречу со старым моряком Камило. Как выяснилось, с каких-то пор за каждым шагом Андрея следили, и эти соглядатаи вовсе не были агентами «висельника» Мигеля, наверняка подчиняясь напрямую бывшему помощнику судьи, а ныне — губернатору Барселоны, вдруг заподозрившего бывшего героя в предательстве.