В завершение он коротко кивнул и произнес:

— Надеюсь увидеть всех вас снова уже будучи президентом России.

Наступила звенящая тишина — он сел, взял серебряную вилку и принялся за десерт. Неужели он и вправду только что исключил возможность ренационализации? По всему выходило, что да.

Банкет вскоре завершился, и мы с Марком чуть позже вернулись в номер отеля. Я лежал на полу и не мог заснуть, мысли беспорядочно роились в голове. Если Зюганов говорил правду, то неважно, кто выиграет выборы — мой бизнес возможен и при нем. Я хотел как можно скорее поделиться этой новостью с Сэнди Койфманом.

Я позвонил ему в Женеву рано утром и рассказал о событиях предыдущего вечера. Но мои новости не произвели на него должного впечатления.

— Ты ведь не станешь верить ему на слово, Билл? Политики могут наобещать что угодно.

— Но, Сэнди, Зюганов сделал это заявление перед аудиторией самых влиятельных бизнесменов в мире! Это ведь ко многому обязывает!

— Да ни к чему это не обязывает. Люди врут, политики врут, все врут. Ну, подумай сам: ты же говоришь о российском политике. Если бы я верил всему, что мне говорили политики, Сафра давно бы обанкротился.

Я не знал, что и думать, но услышанное в Давосе давало пусть небольшой, но все же шанс на то, что бизнес состоится. Я был полон решимости сделать ради этого все, что в моих силах.

10. Привилегированные акции

Спустя шесть недель после возвращения из Давоса я наконец завершил методическое руководство для Сэнди. Теперь он должен был решить: либо перечислить в фонд обещанные Сафрой деньги, либо отказаться от сделки.

Если бы рейтинг популярности Ельцина оставался на уровне пять-шесть процентов, Сэнди наверняка вышел бы из дела. Однако план олигархов, похоже, начал работать. К первым числам марта его рейтинг подскочил до четырнадцати процентов, что усугубило положение Сэнди. В случае отказа от сделки Сафра, по условиям договора, должен был заплатить многомиллионную неустойку. Но если Сэнди переведет деньги, а Ельцин не победит, то Сафра рисковал потерять гораздо больше. Чтобы выиграть еще немного времени, Сэнди перечислил сто тысяч долларов на расходы, что по крайней мере позволило мне открыть представительство в Москве.

Сам я тоже оказался на перепутье. Меня не радовала перспектива переезда в Москву в условиях полной неопределенности моего предприятия, но и раздражать Сафру тоже не хотелось. Если он решит отказаться от сотрудничества сейчас, мне ни за что не найти другого инвестора, — никто не захочет вкладывать в фонд двадцать пять миллионов долларов за три месяца до президентских выборов.

Я занялся делами и готовился к переезду вместе с Сабриной. Но наше положение осложнилось. Она забеременела, как только мы решили пожениться, и теперь страдала от сильного утреннего токсикоза. Порой от обезвоживания организма Сабрине становилось так плохо, что мне приходилось возить ее в больницу.

Перед самым выездом в Москву, когда мы собирали в спальне вещи, она все-таки произнесла то, что я так боялся услышать.

— Билл, я не спала всю ночь, все думала… Знаешь, я…

— Что такое?

— Прости, но я не могу ехать в Москву.

— Из-за токсикоза?

— Ну, да, и…

— Что? Ты приедешь, когда тебе станет получше?

Она в затруднении отвернулась.

— Да. То есть, наверное. Я не знаю, Билл, просто не знаю.

Как бы мне ни хотелось, чтобы в Москве Сабрина была рядом, я не мог ни в чем ее упрекать. Она скоро станет моей женой, она ждет нашего ребенка.