– Я передумал. Я хочу жить с Дейзи. – В Бенджи словно что-то надломилось, он едва сдерживал рыдания.

Анжела выключила газ и обняла сына.

Бенджамин плакал. Ричард не стал мешать, налил себе кофе из френч-пресса и вышел из дома. На лужайке отжимался Алекс. Отжимался правильно: колени и спина прямые, локти неподвижны, кончик носа касается травы. «Дельтовидная, большая круглая и вращательно-плечевые мышцы», – мысленно перечислил Ричард, глядя на его вспотевшую спину. Он до сих пор считал себя спортсменом: когда-то в школе бегал кросс, а в колледже – четырехсотметровку. Но в последний год только играл в сквош с Герхардом, да в течение двух недель ездил на работу на велосипеде, когда машину украли.

– Может, тоже потренироваться? – задумчиво произнес Ричард.

– Гора очень большая. – Алекс поднялся, поставил ногу на скамью и принялся развязывать кроссовки.

Дейзи едва не сделала это со своим другом Джеком. Она не думала о том, встречаются они или нет. У Джека были три серьги в ухе, змея в качестве домашнего питомца и некий невидимый барьер, за который допускалась только Дейзи.

Они выпили два больших стакана какого-то отвратительного зеленого ликера, который привез из Италии его отец. Джек коснулся края ее трусиков, и Дейзи вдруг увидела, какой он нескладный: мосластый и угловатый. Она собиралась переспать с ним, потому что больше не с кем, и вообще, все так делают. И при этой мысли запаниковала. Дейзи не желала проходить через это, не хотела быть как все. Тяжело дыша, она оттолкнула Джека, и он не без облегчения подчинился. То, что чуть не случилось, напугало обоих, и они допили весь ликер. Утреннее похмелье было столь мощным, что затмило вчерашнее смущение, а рассказ о нем стал коронным номером. Они еще шесть месяцев дружили, а потом Дейзи присоединилась к церкви, Джек обозвал ее «гребаной предательницей» и исчез из ее жизни.

Алекс не хотел уязвить Ричарда, просто замечание дяди застало его врасплох. Он всегда восхищался им, полагая жалобы матери несправедливыми. Пожалуй, восхищение – не совсем верное слово, его ощущения имели отношение скорее к кровным узам. Алекс ничего не находил в себе от матери и отца. Мать часто расстраивалась и не умела о себе позаботиться, отец жалел себя, убирался в доме, ходил за покупками и собирал Бенджи в школу, будто так и надо. Когда друзья навещали Алекса, он приходил в замешательство от пораженческого настроя, витавшего вокруг отца, и очарование гор и озер отгораживало его от обоих родителей. А вот то, как держит себя Ричард, его работоспособность и самообладание…

– Зачем ты вчера вечером это сделала? – спросила Анжела.

– Что сделала?

– Ты знаешь, о чем я говорю. Прочла благодарственную молитву. Из-за этого всем стало неловко.

– Я полагаю, мы все должны испытывать больше благодарности за то, что имеем.

– А я полагаю, что мы должны считаться с чувствами других людей.

– Так же, как ты считаешься с моими?

– Прекрати отвечать вопросом на вопрос.

– То есть я должна молчать и делать то, что ты скажешь?

– Ты пускала пыль в глаза и относилась к другим свысока. Мне все равно, во что ты веришь в глубине души…

– Чушь. Тебе не нравится то, во что я верю.

– Мне все равно, во что ты веришь в глубине души, но не нужно принуждать к этому остальных.

– Тебе просто завидно, что я счастлива.

– Я не завидую, Дейзи. И ты не счастлива.

– Вряд ли ты знаешь, что на самом деле я чувствую.

– Мы купим несколько букинистических книг, – сказал Ричард.