Он снова повернулся к Максиму Андреевичу.

– Ну, чего встал, папаша? Отчиняй дверь! Живо!

Он поднес лезвие к лицу Кати, будто собирался ее брить. Она вздрогнула от холодного прикосновения, по щекам ее текли слезы.

– Короче, так, - сказал Яшка, обращаясь к Максиму Андреевичу. - Либо ты везешь нас вдогон за белыми, либо дочке каюк. Что решаешь? Резать аль нет?

– Убери нож, - тихо произнес Горошин. - Я открываю…

Он повернул рычаг, и люк с шипением поднялся, открывая круглый лаз, за которым уже шевелился частокол штыков. Максим Андреевич повернулся к ним спиной.

– Отпусти ее, - сказал он Яшке. - Я покажу, как управлять ракетой.

– Конечно, покажешь, - Яшка подтолкнул Катю к люку. - Куда ж ты денешься?..

Час спустя над уснувшим было Карадагом снова поднялись дымные столбы, и огненные стрелы принялись с воем чертить небо, исчезая в вышине, среди высыпавших уже звезд.

– …А у нас все по-прежнему, - несмотря на тошноту, Мустафа сладко жмурился, как кот, вернувшийся на родную печку.

– Где это - у вас? - ехидно спросил Егор.

Мустафа хоть и летал однажды на «Союзе-ТМ», но полет прошел неудачно, на расчетную орбиту корабль не вышел, и до стыковки с «Миром» дело не дошло. Счастье еще, что спускаемый аппарат отработал штатно, все вернулись живыми-здоровыми. В программу полета задним числом вписали «испытание двигательных систем», а стыковку благополучно потеряли. Тем не менее станцию Каримов знал хорошо, куда лучше своего экипажа, если можно так назвать двух космических туристов, толком не прошедших подготовку. Эх, деньги-денежки! Каких только чудес вы не вытворяете! Можете сделать российскими космонавтами двух богатых бездельников, а можете безжалостно затопить вполне еще работоспособную станцию - красу и гордость отечества!

– Вот мы и дома! - сказал командир, не обращая внимания на ехидного Егора. - Жорик, заползай!

Джеймс медленно, с торжественным видом пересек комингс и вступил на территорию станции, а вернее, вплыл в ее огромный, особенно после тесноты спускаемого аппарата, цилиндрический объем.

– Орбитальная станция «Мир», - сообщил он, как всегда, ни к кому не обращаясь. - Руина великой эпохи!

Счастливый он, позавидовал американцу Егор. Каждое мгновение смакует, будто его в кино снимают. И торжественное слово к любому случаю готово. А я что же? Денег-то не меньше вбухал, надо бы радоваться - мечта детства и все такое… Хотя мои деньги все равно бы пропали. Тетке Вере с ее сизомордым не достались - и хорошо…

– Джеймс! Я давно хотел тебя спросить… - начал он.

– Спросите, Егор, - кивнул Купер. - Ты будешь сто двадцать шестых человеков, задающих мне этого вопроса.

Русские слова Джеймс произносил почти без акцента, но употреблять склонения и спряжения так и не научился.

– Откуда ты знаешь, какой у меня вопрос? - по привычке заспорил Егор. - Может, я ценами на картошку в Оклахоме интересуюсь.

Джеймс добродушно рассмеялся.

– Бросай, бросай, Егор! Со мной за последний два месяца говорили сто двадцать пять русские людей, включительно генерала эфэсби, и все задавали одного и того же вопроса: зачем мне все это нужно? Хотя… - Джеймс наморщил лоб, припоминая, - хотя нет, господин генерал не сказал «зачем». Он произнес другое слово…

– Да мы знаем! - Егор поморщился. Его, как и всех, еще немного мутило в невесомости. - И все-таки зачем тебе это нужно, Джеймс? Ведь никто не узнает!

– Почему не узнает? - любезно улыбнулся Джеймс. - Я напишу об этом полете в своих мемуарах…

– И станешь писателем-фантастом, - подхватил Егор. - Ни одна живая душа в вашей НАСе не знает, что мы здесь. Завтра вернемся на землю, послезавтра «Мир» будет затоплен, и у тебя не останется никаких доказательств.