— А можно узнать, господин Корнель, — спросила принцесса, — как называется ваша комедия?

Корнель обернулся на этот вопрос, заданный слегка надменным тоном. Пока он поворачивался, Ротру успел ему кое-что шепнуть.

— Она называется «Мелита», — ответил Корнель, — если, однако, ваше высочество не удостоит окрестить ее более удачным именем.

— Мелита, Мелита… — повторила принцесса, — нет, оставим так. Мелита — это очаровательно, особенно если фабула соответствует имени.

— Но самое очаровательное, госпожа принцесса, — сказал Ротру, — что фабула не придумана, это действительная история.

— Как действительная история? — изумилась мадемуазель Поле. — Значит, содержание пьесы чистая правда?

— Послушай, расскажи-ка дамам эту историю, шалопай, — обратился Ротру к своему товарищу.

Тот покраснел до ушей. Никто не был меньше похож на шалопая, чем он.

— Остается узнать, можно ли пересказать эту историю в прозе, — сказала г-жа де Комбале, заранее закрывая лицо веером на случай, если Корнель вздумает рассказывать.

— Я предпочел бы, — робко сказал тот, — прочесть несколько стихов из комедии, чем рассказывать ее содержание.

— Ну, — сказал Ротру, — я вижу, ты затрудняешься проявить галантность. Так я сам в двух словах расскажу вам эту историю. Но хвалить моего друга не надо, ибо история истинная и он, будучи ее героем, не может приписать себе даже честь выдумки. Вообразите, сударыни, что один друг этого распутника…

— Ротру, Ротру… — попытался перебить его Корнель.

— Я буду говорить, как бы меня ни прерывали, — продолжал Ротру. — Вообразите, что один друг этого распутника, собиравшийся жениться на очаровательной девице, ввел его в почтенный руанский дом, где все готово к свадьбе. Что, по-вашему, делает господин Корнель? Ждет, пока свадьба состоится, и довольствуется пока ролью шафера, рассчитывая позже… вы понимаете, не так ли?

— Господин Ротру! — воскликнула г-жа де Комбале, натягивая свой кармелитский чепец на самые глаза.

— Рассчитывая позже сделать что? — с надменным видом переспросила мадемуазель де Скюдери. — Если остальные поняли, то должна сказать, господин де Ротру, что я не поняла.

— Надеюсь, что так, прекрасная Сафо (это было имя, данное мадемуазель де Скюдери в «Словаре жеманниц»). Я говорю для его преосвященства епископа Грасского и мадемуазель Поле; они поняли, не так ли?

Мадемуазель Поле с вызывающей грацией слегка ударила Ротру веером по пальцам и произнесла:

— Продолжайте, повеса, чем скорее вы закончите, тем лучше.

— Да, ad eventum festina, как учит Гораций. Так вот, господин Корнель, будучи поэтом, последовал советам друга Мецената. Он не дает себе труда ждать: возвращается к девице один, штурмует крепость, по-видимому не называвшуюся верностью, и на развалинах счастья своего друга строит свое собственное. Оно, похоже, настолько велико, что из груди этого господина внезапно хлынул источник поэзии — тот самый, в коем утоляют жажду Пегас и девять девственниц, именуемых музами.

— Подождите минутку, — сказала госпожа принцесса, — чтобы Иппокрена нашла себе пристанище в сердце прокурорского писца — это поистине невероятно.

— Пока не доказано обратное, не так ли, госпожа принцесса? Это доказательство мой друг Корнель вам предоставит.

— Счастливица! — сказала мадемуазель Поле. — Если комедия господина Корнеля будет иметь успех, какой ей предсказывает господин де Ротру, эту даму ждет бессмертие.