Странно прозвучали в посольском особняке вульгарные слова.
– Не выгорело у фраера, – в тон ему заметил адвокат Чичерин. – Послали зону топтать. – Адвокат тоже перешел на блатной говорок, ему приходилось беседовать с колоритными персонажами в тюрьмах, поневоле выучился. – Дали четыре года и семь – по рогам.
– А фраер откинулся, огреб бабла и схарчил советскую идеологию, – и гость французского посольства рассмеялся неприятным смехом.
Блатные слова серый человек выговаривал привычно. Его простота, которую они сперва приняли за провинциальность, была не простотой вовсе – грубостью. Отрывочные знания потому шокировали, что их преподносил субъект агрессивный и злой. Точно дворняга лает из подворотни – вульгарный человек оправдывает Ленина и тридцать седьмой год, выражается нецензурно, ведет себя нагло. Всему есть мера. И неожиданно сложился портрет собеседника: если сопоставить милицейский жаргон, воровские словечки, общую въедливость – то что получим в итоге?
– Вы, уважаемый, до сих пор не представились. Даже карточки с вашей фамилией на столе нет. Я, например, Семен Панчиков, предприниматель.
– Представьтесь! – потребовал адвокат Чичерин. – У меня ощущение, что разговариваю с представителем следственных органов.
– Простите, забыл! Неловко получилось. – Собеседник привстал, лысая голова заискрилась в сиянии ламп посольского особняка. – Петр Яковлевич Щербатов, – сказал он, растягивая тонкие губы в улыбке, и руку протянул для рукопожатия. – Я действительно следователь.
– Как следователь? – сказал Панчиков, отшатнувшись от протянутой руки. – Следователь? – Если бы в ложе Большого театра Панчиков встретил сантехника, удивился бы меньше. Следователь сидит за общим столом, кушает рядом с приличными людьми! – Вы следователь?
– Следователь.
– Экономические преступления? – спросил адвокат Чичерин, делая вид, будто руки Щербатова не замечает.
– По уголовным делам.
– Чин имеется?
– Майор.
– Вы здесь по службе?
– По службе.
И – пауза, говорить не о чем. Еще и руку ему пожать? Ну, знаете ли.
Слово, сказанное вполголоса, прогремело в зале как выстрел. Лица гостей повернулись к следователю. Посол Франции привстал, хотел отдать какие-то распоряжения, но так и не отдал. Махнул вяло рукой, повернул усталое лицо к мадам Бенуа:
– А что я мог сделать, Ирен? Да, порекомендовали принять.
– Неужели нельзя было…
– Я и представить не мог!
Банкир Балабос, мужчина малоподвижный, щелкнул пальцами. Официант, неверно истолковав жест банкира, подбежал – но Балабос отослал халдея прочь, пальцами он щелкнул от удивления. Художник-патриот Шаркунов мелко перекрестил пространство, изгоняя беса, – но серый человечек не исчез. Госпожа Губкина скомкала салфетку, бросила на пол – искренняя женщина так выразила свои чувства. Профессор Колумбийского университета советолог Халфин, человек с мелкими дробными чертами лица, встал, чтобы лучше видеть, вытянул шею, всмотрелся в следователя. Лицо Халфина еще более сморщилось от брезгливости: не затем люди ходят к французским послам, чтобы встретить следователя. Варвара Гулыгина рассмеялась: вот так поужинаешь с человеком, а он тебе за десертом предъявит удостоверение. Цепкий вороний глаз Симы Фрумкиной обшарил следователя, выискивая в облике подробности, которые пригодятся для завтрашнего фельетона. Многие приглядывались к Петру Яковлевичу Щербатову – часто ли встречаем этаких персонажей?
Вот адвокат Чичерин, тот повидал следователей немало. |