— Вас довольно много, — заметил он. — Чего вы хотите?

Человек из Федерации, вытолкнутый Альфредом, появился перед типографом. У этих разных людей было какое-то сходство. У обоих были окостенелые артерии, лица с вздувшимися венами, оба они страдали одышкой.

— Мы пришли, чтобы узнать, — начал печатник, — можем ли мы прийти к соглашению.

— Я продиктовал свои условия секретарю синдиката. Это больше не зависит от меня.

— А от кого же это зависит?

— От вас.

Типограф приподнял руки с видом бесконечной усталости.

— Мне кажется, что, вообще, это зависит только от вас. Чего требуют ваши рабочие? Чтобы их рабочий день был на один час короче и чтобы вы обещали не брать на работу "желтых"…

— Которые нам внушают отвращение, — поддержал Дюшаффо.

— Я не соглашусь ни на час, ни даже на полчаса, — отвечал Делаборд, поднимая два пальца, как бы давая клятву. И я не приму никакого обязательства по отношению к "желтым"; так как я никого не нанимаю за уменьшенную плату, то это требование просто смехотворно.

— Обсудим вопрос. Прежде всего, почему вы не соглашаетесь на сокращение на один час? Ваша типография едва ли не самая богатая во всем Париже.

— Вы об этом ничего не знаете, а я тем более, но если бы она находилась в положении, в сто раз более цветущем, я отказался бы от исполнения ваших требований. Это было бы предательством с моей стороны.

— По отношению к кому?

— По отношению к промышленности.

— Но разве не рабочие творцы этой промышленности?

— Не в большей степени, чем лошади творцы транспорта.

Бюрга-Зеленая Борода испустил крик дикого зверя:

— Он сравнивает нас с лошадьми!

На лицах появилось ожесточение. Посторонние стачечники стали выразительно жестикулировать, а один молодой товарищ заявил, что пришло время зарезать свинью.

— Рабочие не лошади, — с горечью ответил делегат. — Рабочие — ключ к дворцу цивилизации. Довольно им на неделю прекратить работу, и весь ваш балаган обрушится!

— На их же голову, — насмешливо проговорил Делаборд. — Судьба мира ни от кого не зависит, ни от рабочих, ни от хозяев. Но не будем терять времени на глупости. Я принял вас, чтобы доказать вам свое доброжелательство. Я не хочу зла своим служащим. Они это хорошо знают. Только поэтому я до сих пор не взял вместо них других: желающих наняться множество, достаточно только клич кликнуть. Я предпочитаю быть снисходительным к рабочим, к которым я расположен. Я охотно прощаю их за то, что они дали увлечь себя болтуну. Пусть они примутся за работу и завтра же я все забуду.

— И они ничего не добьются!

— Им нечего добиваться! Это было бы смешно. Этому противоречит положение типографий и книгоиздательств. Слишком многого требуя, они идут против самих же себя; они заставят меня перенести фабрику в провинцию. Мои рабочие далеко не несчастны!

— Не несчастны! — закричал Дюшаффо. — Нищета! Люди работают за корку хлеба, наживают чахотку, чтобы только жить, и вы находите, что они не несчастны.

— Фразы! Мои мастерские чисты, в них много воздуха, света. Никто из вас не утомляется чрезмерно. В глубине души вы сами это хорошо знаете. Те, у кого туберкулез, получили его не у меня. Большинство схватили его в распивочных.

— Неправда! — прохрипел Бюрга… — я пью только вино.

Он бросился к издателю и, сжав свои тощие кулаки, трижды ударил ими себя в грудь.