— Что? — шепотом спрашиваю я.

— Ты ничего не рассказываешь о своем прошлом. Ты можешь не вдаваться в детали, но расскажи мне что-нибудь. Я чувствую себя отстраненным от большой части твоей жизни.

Я вздыхаю.

— Дело не в том, что я хочу отстранить тебя, но почти все, что произошло в детстве, чревато болью и виной.

— Тогда расскажи мне, что не чревато болью. Расскажи мне о своей матери.

Я глубоко вздыхаю.

— Когда я была маленькой, и мой отец жестоко обращался с мамой, я хотела вмешаться. Я хотела остановить его, но мне не хватало мужества, чтобы решиться. Я была слабой. — У меня начинает дрожать голос, и он обнимает меня, крепко прижимая к своему телу.

— Все в порядке, моя любовь. Мне не нужно знать. Я просто хочу любить тебя. Вот и все.

— Есть одна последняя вещь, которую я не сказала тебе, хотя, действительно, должна была сказать еще в первую нашу ночь.

Он отодвигает меня от себя и улыбается.

— Ладно, давай послушаем еще одно «большое почему я не должен быть с тобой».

Я не улыбаюсь ему в ответ.

— Валдислав делал видео со мной… со многими мужчинами. Что, если однажды кто-нибудь, кто видел эти видео или были там, подойдет к нам и скажет тебе…?

— Сразу же произойдут две вещи. Во-первых, ему тут же придется отправиться к квалифицированному ортодонту. Если ему будет интересно, я смогу порекомендовать отличных специалистов. Во-вторых, я буду любить тебя еще больше.

Я смотрю на него, не смея дышать.

— Ты не будешь меня стыдиться?

— Стыдиться? О чем, мать твою, ты говоришь? Это последнее, что я буду чувствовать. Черт, я так горжусь тобой, я хочу закричать с крыши, что ты моя.

— Почему? Я же не особенная.

Он медленно качает головой.

— Я никогда не мог описать, насколько ты особенная для меня. Как птица не может сказать рыбе, как это чувствовать ветер в своих крыльях.

Я во все глаза смотрю на него. Это почти слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Я — та песня, которую ты никогда не пела, София. Ты не знаешь нот, мы можем попробовать вместе. Попробуй меня. Обещаю, ты никогда не пожалеешь об этом.

— А как же дети?

— А что с ними?

— Что мы им скажем?

— Мы научим наших детей всему хорошему, так что в один прекрасный день мы расскажем им, и они будут испытывать только большую любовь и сострадания к своей храброй матери.

Слезы начинают катиться у меня по щекам.

Он притягивает меня в свои объятия.

— Нет ничего, что мы не смогли бы пережить вместе. Ничего. Ты меня слышишь, София Сигал. Абсолютно ничего.

38

Джек

«Бог подарил мужчине мозг и пенис, но, увы, когда работает один из них, второму не хватает кровоснабжения.»

Я договорился с Софией, что мы встретимся с моей матерью. Она одевается в черно-зеленое платье, которое считает официальным и консервативным.

— Как я выгляжу? — озабоченно интересуется она.

Я не говорю ей, что нахожу ее умопомрачительно. Она надела чулки, и я вижу небольшие выпуклости на облегающем платье. Я точно знаю, что буду делать позже.

— Очень официально.

— Ты считаешь, что оно слишком официальное? — с беспокойством спрашивает она.

— Нет. Оно просто прекрасно.

— Уверен?

— Абсолютно.

Она разглаживает обтягивающий низ на бедрах, отчего кружево чулок выпирает еще больше. Мой член беспокойно дергается.