Есть в домах елизаветинской эпохи какое-то человеческое тепло, которое ни в какую другую эпоху зодчим воплотить в своих постройках не удавалось.

— Чудесно, не правда ли? — спросил маркиз с нетерпением в голосе, как будто и на самом деле очень ждал ее одобрения.

— Он похож на мой собственный дом, — ответила Мелинда, почти не дыша, поэтому маркиз едва ли мог ее расслышать.

— Это дом остается в неизменном виде с тех пор, как его построил первый лорд Чард, — проговорил маркиз. — Будучи казначеем суда ее величества королевы Елизаветы, он приступил к постройке этого дома, когда был еще довольно молод, а выйдя в отставку, уединился там. В это время он был еще далеко не стар и мог наслаждаться сельской жизнью. Он никогда по-настоящему не любил свою работу в суде. Его портрет висит в большом зале, мне хотелось бы показать его вам.

— Я никогда не думала, что ваш дом может быть таким, — сказала Мелинда.

— А на что же он должен быть, по-вашему, похож? — спросил маркиз.

— Ну, это должно быть что-то большое, величественное, с высокими колоннами и огромными окнами. Не могу объяснить почему, но, когда вы говорили о своем доме, я воображала его себе именно таким.

— А теперь, когда вы знаете, каков он на самом деле? — спросил он.

— Он чудесен, — ответила Мелинда, — просто чудесно здание, в котором действительно хочется жить. Почему же вы этого не делаете?

— Жить в нем одному? — спросил он. — Я считаю, что в доме обязательно должны быть жена, дети, разве не так?

— Но вы ведь любите этот дом? — спросила, в свою очередь, Мелинда.

— Да, потому что это единственное, что я мог любить, — ответил он почти грубо.

И тогда в первый раз Мелинда представила маркиза маленьким мальчиком без матери, у которого нет никого и ничего родного, кроме дома, который приносит ему утешение; и она почти импульсивно, не отдавая себе отчета, почему сдается, произнесла:

— Я останусь на шесть месяцев!

Маркиз в тот момент смотрел на картину, но теперь обернулся и взглянул ей в лицо.

— Вы остаетесь? — нетерпеливо спросил он. — Но почему?

— Потому что вы любите Чард, — ответила она, — и потому, что у вас должны быть деньги, чтобы содержать его должным образом.

— Благодарю вас, Мелинда.

Он проговорил это очень тихо. Подняв к нему улыбающееся лицо, она посмотрела ему прямо в глаза. Какое-то мгновение оба они стояли очень тихо под картиной, не отрывая друг от друга глаз. Затем Мелинда опустила ресницы и отвернулась в смущении.

— Мы должны быть очень осторожны, чтобы люди там не узнали правду, — сказала она, и ее голос был тихим, а слова как будто застревали в горле.

— Да, да, разумеется, — немного рассеянно ответил маркиз.

Мелинда направилась в библиотеку. Картина с изображением Чарда, казалось, околдовала ее, и напряжение чудесным образом покинуло девушку — она почувствовала облегчение и умиротворенность. Мелинда прошла через всю комнату и села на диван, устремив свой взгляд в окно.

Солнечные лучи, словно ореол, обрамляли ее светлые волосы, и маркиз простоял какое-то мгновение, безмолвно глядя на нее, а затем сказал:

— Я никогда не допущу, чтобы вы пожалели о том, что сейчас делаете для меня, Мелинда.

Я исполню все, чего бы вы ни пожелали.

Мелинда ничего не ответила, а маркиз продолжал:

— Может, мы сможем быть счастливы эти полгода в Чарде. Там есть много интересного, что я хотел бы показать вам, но боюсь, как бы жизнь там не оказалась для вас скучной.