— Нет, мы правда потом сможем торговать щенками, — не уступал папа, — Такими же! Щенками! Сколько этот стоит? — обратился он к продавцу.

Продавец назвал цену.

Папа на миг остолбенел, потом торжествующе сказал:

— Ну вот!

— У нас нет таких денег! — обрадовалась мама.

— Есть, — сказал папа все тем же громким шепотом, — я взял.

— Что ты взял? — ледяным голосом спросила мама.

— Все, что было. На всякий случай.

Продавец оживился, схватил щенка и начал тыкать его папе в лицо. Обычно брезгливый папа даже не отодвинулся.

— Мальчика? — сладким голосом спросил продавец, — или девочку?

— Кобеля, — твердо сказал папа, — и покрупнее.

Из чего я опять-таки заключила, что мальчишкой его во дворе здорово били.

Мама уже открыла рот, чтобы объяснить папе, что значит крупный кобель в малогабаритной квартире, на случай, если папа сам этого не понимает, но тут я вижу, что к нам бежит, расталкивая народ, моя сестрица, и в руках у нее висит буквально нечто мохнатое, бурое, совершенно невообразимое. Да еще с голым, как это у них водится, розовым животом.

И когда она отвязалась от нас, ума не приложу.

— Познакомьтесь, — говорит она, — это Тимочка.

И тычет мне в морду эту живую половую щетку.

— Вроде ты должна была за ней присматривать, — говорит мама.

Понятное дело. Кто виноват? Я виновата!

— Но я хочу овчарку, — закапризничал папа, — я уже договорился.

— Поздно, папа, — развязно говорит моя сестра, — мы уже взяли собаку.

— Бесплатно? — подозрительно спрашивает мама.

— Почти! — говорит сестра, — за рубль! Потому что даром отдавать собак нельзя. Та женщина так сказала. Она такая добрая!

Тимочка дернулся и пустил струю. Ботинки сестры стала заливать желтая лужа.

— Ой! — радостно говорит сестра, — он уписался!

— Покажите мне эту добрую женщину, — нежным голосом говорит мама, — я хочу взглянуть ей в глаза. Рыбочка, не плачь, мы купим другую собачку, хорошую.

Рыбочка уже не просто плачет, а аж трясется, вцепившись в это бесформенное пугало. Пугало лижет ей нос.

Продавец овчарок сказал папе, что он о нем, о папе, думает. И вообще о роли мужчины в семье. Папа не остался в долгу.

Ладно. Идем назад, ищем эту тетку, что всучила нашей рыбочке щеночка. Никакой тетки, понятное дело, близко нет. А если бы и была, сестра бы ее в упор не узнала.

Тимочка висит у нее в руках и поскуливает, тоже, знаете, практически на ультразвуке. Заслышав этот скулеж, вам автоматически хочется схватить его, вылизать ему шерсть, отрыгнуть полупереваренное мясо… знаете, как суки делают…

Мама снимает с себя куртку и начинает заворачивать туда эту тварь. На улице, между прочим, плюс пять.

Поймали машину.

В машине Тимочка опять уписался. Причем фундаментально — сиденье обмочил и коврик. Водитель потребовал компенсации. Я, опять же, больше чем уверена, что их тут целая банда так промышляет, у птичьего рынка. Потому что коврик был рваный. А запросил он как за новый.

Стали расплачиваться, выяснилось, что денег-то и нет. Никаких. Их у папы вырезали вместе с карманом.

Отдали в залог паспорт. Папин. Его карманники не взяли.

Пошли домой — сестра целует Тимочку, посрамленный папа виновато молчит, а мама чихает. К вечеру у нее поднимается температура. Тимочка спит у нее в ногах и мама уверяет, что ей, маме, от этого гораздо легче.