— Ну что же, — говорит мама, — ну что же…

И тут они все начинают смотреть на меня.

— Дорогая, — говорит мама, — у тебя ведь скоро экзамены… Тебе готовиться надо…

Вы уже поняли?

Нет, все получилось не так плохо, как вы подумали. Потому что они обе вернулись с полвины срока. И сказали, что теперь могу поехать и я. Потому что они! Соскучились! По! Тимочке!

Я поехала, а как же!

И что вы думаете? Папа подцепил за то время, что остался без присмотра, шикарную блондинку, ноги от шеи, и домой больше не вернулся. Погрузил меня в поезд, а сам стоял с блондинкой на перроне и долго махал мне рукой. Такая вот история.

Мама, надо сказать, пережила этот удар мужественно. И стала кормить Тимочку парным мясом. Причем, вырезкой.

* * *

Я уже, понятное дело, в институт поступать не стала, хотя папа, надо отдать ему должное, деньги время от времени посылал. Он там хорошо устроился — купил пару водных велосипедов и стал сдавать их в аренду. А я пошла курьером в одну такую фирму, а потом познакомилась с Васькой, который там тоже работал курьером. Потом Ваську забрали в армию, потому что отмазать его было некому, а я перебралась опять к своим — не могу сказать, что мы со свекровью так уж ладили. Тем более, она завела собаку.

В общем, сижу я дома, ноги гудят сил нет, и тут прибегает рыбочка, такая довольная (а она, надо сказать, за последнее время очень вытянулась и похорошела, наверное оттого, что часто на свежем воздухе и еще от той тертой морковки — поскольку мама уже трет на двоих). Бежит, значит, рыбочка, розовая, глаза блестят, и Тимочка на поводке гарцует. И размахивает рыбочка какой-то бумагой.

— Что там такое, — говорю, — в лотерею выиграла?

— Лучше, — говорит она. — Помнишь ту женщину?

— Какую, — спрашиваю, — женщину?

— Ту, что нашу Тимочку нам за рубль продала! — говорит она. — Так вот, мы гуляем с Тимочкой, она к нам подходит, и говорит…

— Погоди, — говорю, — так она что, тут рядом живет?

— Да нет, — машет рыбочка рукой, — она мимо проезжала! На машине! Остановилась, говорит — это же моя собака, Боже мой! Представляешь, она ее сразу узнала! И знаешь, что оказалось?

— Что? — кисло говорю я, — что она ее хочет обратно?

— Та ты что! Она говорит, Тимочка жутко породистая. Это, говорит, карликовая вестфальская жесткошерстная такса, и стоит она немеряно.

— Так что ж она тебе ее за рубль продала?

— А у нее тогда сертификата не было, потому что породу эту тогда наши кинологи еще не признали, — говорит авторитетно так рыбочка, — а теперь они ее признали и она выправила сразу всем своим щенкам сертификаты, и вот он, вот он! — и в морду мне сертификат сует.

И там действительно, золотом по белому, написано, что Тимочка наша — карликовая вестфальская жесткошерстная такса, и зовут ее — Тимоти ван Веерхольм, что оба ее производителя — чемпионы породы, и один заводчик, видимо, то ли австриец, то ли голландец, поскольку звать его Дэрил фон Хорн. Или ван Хорн, хрен его разберет. Заводчик, для тех, кто не знает, это хозяин родительницы, то есть суки.

В общем, мне конечно, странно, отчего это наша щедрая благодетельница повсюду разъезжает с сертификатами, но рыбочка просто вне себя от счастья и объясняет мне, что теперь мы разбогатеем, поскольку щенки от Тимочки идут по пятьсот баксов не меньше, и как раз — такая удача, — кобель той же редчайшей породы живет буквально в двух шагах, и ждет невесту, аж слюной истек.