|
Пенсильвано-голландская обжираловка вдоль Линии Мэйсона – Диксона. В этом году граница назначения – между Гаити и Доминиканской Республикой, тягостная от меланхолической кармы, что тянется еще с дней Петрушечной Резни, которая почти не проникла в буклет. «Аристид Ольт» входит в бухту Манзанильо, и все стремительно расфокусируется. Не успевает судно пришвартоваться в Пепильо-Сальседо, как пассажиры, озабоченные крупной рыбой, принимаются воодушевленно фрахтовать лодки идти за тарпоном. Другие, например Джоэл Сардель, кого недвижимость перегнала из любопытства в одержимость, вскоре уже объезжают местные агентства, и их втягивают в свои фантазии те, из чьих побуждений нельзя исключать алчность, не говоря про наеби-yanqui.
Народ на берегу разговаривает на смеси креёла и сибаэньё. В конце пирса быстро материализовались сувенирные прилавки, торговцы закусью, продающие яникекес и чимичуррос, практикователи вуду и сантерии, предлагающие чары на продажу, поставщики мамахуаны – доминиканского фирменного напитка, поступающего в гигантских стеклянных банках, и в каждой, похоже, в красном вине и роме замаринован кусок дерева. Ну а чрезграничной вишенкой на сливочном мороженом на каждую банку доминиканской мамахуаны наложено подлинное гаитянское любовное заклятие вуду. – Вот это разговор! – восклицает Редж. Они с Максин вливаются в компашку, начавшую это пить, все передают банки по кругу и со временем оказываются за несколько миль от города в «Эль Суэньо Тропикаль»[9], полупостроенном и в настоящее время заброшенном роскошном отеле, где с воплями носятся по коридорам, раскачиваются над двором на джунглевых лианах, что укоренились где-то наверху, гоняют ящериц и фламинго, не говоря уже друг о друге, и проказничают на разлагающихся кроватях королевских габаритов. Любовь, волнующая и новая, как пели, бывало, на «Корабле любви», Хайди угадала тютелька в тютельку, это как раз То, Что Надо, хотя в деталях потом Максин не будет так уж уверена. Подобрав теперь пульт памяти, она жмет на ПАУЗУ, потом на СТОП, потом ВЫКЛ, улыбаясь без видимых усилий. – Чудной круиз, Редж. – От той публики не слыхать чего? – Мыло время от времени прилетает, а к каждым праздникам АМБОПОСОС, конечно, домогается от меня пожертвований. – Она приглядывается к нему поверх обода кофейной чашки. – Редж, а мы с тобой не, э-э… – Думаю, нет, я в основном был с Лептандрой из Индианополиса, а ты все время куда-то исчезала с одержимцем недвижимостью. – Джоэл Сардель, – глазные яблоки Максин в смущении полуужаса озирают потолок. – Я не собирался об этом заикаться, извини. – Слыхал, у меня лицензию пытались отозвать. То был косвенно Джоэл. Который, не имея этого в виду, устроил мне такую мицву. Типа когда была СРМ[10], я была миленькой, а как СРМ-расстрига я неотразима. Для определенного сорта. Можешь вообразить, что мне к дверям приносит, ничего личного. Немалый коммерческий довод в пользу Сертифицированного Ревизора, подавшегося в изгои, полагала она, – некое гало потускневшей нравственности, надежная готовность преступить черту закона и делиться профсекретами аудиторов и налоговиков. Максин раньше сталкивалась с сектантами, изгнанными из их сект, и потому некоторое время опасалась, что окажется в волчьих краях вот такого сорта. Но молва пошла, и вскоре в «За хвост и за шкирку» клиенты потекли пуще прежнего – больше, чем она могла бы освоить. Новые, конечно, были не так почтенны, как в ее сертифицированные деньки. Из-под обоев сочились личности с креном в темную сторону, среди них – Джоэл Сардель, которому – сама в этом убедилась – она давала слишком, как оказалось, много спуску. К сожалению, Джоэл как-то упустил включить в свою долгую литанию недвижимостных несправедливостей некоторые существенные детали, как то: привычку оформлять серийное членство в советах кооперативов, задки, нарастающие из-за денежных сумм, ему вверенных, обычное дело, как кооперативному казначею, плюс обвинение по гражданскому ВРИКО[11] в Бруклине, супруга с недвижимостью на ее собственной повестке дня. |
