– Ты хочешь сказать – странно, что меня изнасиловали прямо, тебя изнасиловали косвенно, а ощущение такое, что вроде бы ничего особенного не случилось?

– Да... У тебя что-нибудь болит?

– Нет...

– Тебе было... было не очень противно?

– Он умеет обходиться с женщинами...

– И член оптимальный...

– Да. Но он меня изнасиловал...

Смирнову хотелось вернуть прошлое.

– Нас все время насилуют, – вздохнул он. – Все, кто может насиловать, насилуют. И у нас иммунитет. То есть, если никто не видел, то ничего и не было.

– Если ты не хочешь его искать, не ищи... Все равно, похоже, ничего хорошего из этого не выйдет.

– Все, что я хочу, сейчас хочу – это... это...

– Переспать со мной?

– Да. Я хочу сполоснуть твое влагалище своей спермой.

Смирнов всегда выражался без обиняков. Он всегда был как на ладони. Юлия это ценила.

– Я тоже этого хочу... Иди ко мне.

3. А может, и не почудился

На следующий день вечером Смирнову позвонила мать Юлии. Она сказала, что ее дочь в середине дня положили в больницу:

– В обед девочка вышла на Чистопрудный бульвар прогуляться и у театра "Современник" ей показалось, что ее преследует маньяк. Она бежала, пока не лишилась чувств.

В конце разговора старшая Остроградская попросила Смирнова ни о чем не распространяться, так как руководству "Северного Ветра" сообщено, что госпитализация Юлии обусловлена нервным ее переутомлением.

– И не удивительно, ведь последний месяц она работала по восемнадцать часов в сутки, дважды была в Лондоне и дважды в Варшаве, – добавила мать Юлии с упреком. Она знала, что Смирнов приходит на работу к одиннадцати и уходит, когда ему заблагорассудится.

* * *

Приехав в больницу, Евгений Александрович встретился с заведующим отделением, в котором находилась Юлия; тот сказал, что госпоже Остроградской придется провести в больнице недели две. И что сейчас к ней нельзя – она на обследовании, да и палата режимная.

Расстроившись, Смирнов поехал на работу. Месячный отпуск без содержания был оформлен в начале следующего дня.

Вернувшись домой после междусобойчика по этому поводу, Евгений Александрович залег на кровать и принялся осмысливать случившееся.

"Мог ли Шурик действительно зайти "не в свою квартиру"? – сразу же задался он вопросом. – Вряд ли. Такие умники идут наверняка. А может, он просто не смог пройти мимо не захлопнувшейся двери?

Это возможно.

Но тогда откуда у него рекламный проспект Юлиной фирмы?

Нет, Шурик – не вор. Воры людными вечерами не работают. А если и работают, то, предварительно удостоверившись, что окна объекта не освещены. Из этого следует, что он либо сексуальный маньяк, случайно запавший на Юлю в метро, на улице или, что наиболее вероятно, на презентации – вот откуда проспект "Северного Ветра" – либо подослан человеком, имеющим на нее зуб. Или на меня?

Вряд ли на меня. Гадостей я не никому делаю, не тот профиль. Лаборантку Люсю разве обидел до слез полгода назад. Сказал, что полнеет не по дням, а по часам и скоро не сможет ездить в метро по причине узости эскалаторов. Но вряд ли она заказала меня проучить на свою зарплату в восемьдесят у.е.

Жены бывшие? По крайней мере, две из них с удовольствием плюнули бы в мою могилу. За то, что ушли от меня.

Нет... Исключено. Плюнуть бы, плюнули, но заказать изнасилование моей подруги у них не хватило бы фантазии.

А Вера? Богатенькая, целеустремленная Вера? Если она прочитала мою последнюю книжку с собой в качестве главного персонажа, то вполне возможно.