Изменить размер шрифта - +
.. Тем более, что в книжке есть сцена с визитом, похожим на визит ко мне Шуры. Ее надо будет проверить... Хотя что проверять, глупости все это. Паранойя.

Все мужики хотят, чтобы бывшие жены руки по ним ломали. И даже злоумышляли и иголки в старые фотографии втыкали. И я подспудно хочу. Потому и придумываю черт те что.

Теперь маньяк, невзначай запавший на Юлию в метро, на улице или на презентации...

Похож Шурик на маньяка?

Нет, не похож. Нормальный человек. Практичный. Выдержанный. Как он убеждал меня не дергаться... Не хотел осложнений... Черт, ведь точно не хотел!

Надо будет расспросить Юлию, не замечала ли она слежки за собой. Все маньяки, особенно выдающиеся, похожи на нормальных людей.

Теперь последняя версия, самая правдоподобная. Юлия кого-то доняла. Или стала кому-нибудь посреди дороги, либо просто отказала в любви и дружбе. С пространной меткой характеристикой и цитатами из Спинозы и Жванецкого.

Она это умеет.

Надо плащ сунуть в целлофановый пакет. Чтобы запах не выветрился.

Детектив долбанный. Что ты сможешь сделать? Всю жизнь ошибался. В людях, в женщинах, в себе. В простейших ситуациях находил худший выход, а то и вовсе пробивался с помощью лба. Надо перековаться. Надо напрочь отключить эмоции. С ними тоска и сплошной обман зрения.

Надо стать машиной. Не холодной, а хорошо прогретой... И деятельной.

И сейчас же надо ехать к Юле. Без нее я не стронусь с места".

 

* * *

К Юлии его не пустили, как он не умолял. Лечащий врач – симпатичный молодой человек с цепкими глазами гинеколога – "точно к ней клеится, небось, всю с ног до головы прослушал и пропальпировал" – сказал, что встреча Смирнова с его пациенткой может вызвать регресс болезни. И потому надо повременить. День, два, три, в крайнем случае, неделю.

Евгений Александрович расстроился. Ему хотелось увидеть Юлию. Очень. Ей кто-то помогает, лечит, проявляет участие, а он, любящий ее человек, видеть ее не может.

Нельзя, чтобы она его видела!

Вредно.

Как будто он виноват.

Да, виноват. Если бы не он, с ней ничего бы не случилось.

Стоял солнечный октябрьский день. Смирнов шел к метро по больничному парку, шел, недоверчиво посматривая на отчаянно голубое небо.

– Смотри ты, идет и не замечает! – вернул его с небес знакомый голос.

– Ты? Ты же в палате должна быть?.. – нашел Смирнов Юлию глазами. Она сидела на скамейке в своем теплом домашнем халате. В глазах ее смешались радость встречи с ним и темень не пережитого.

– Да, должна... – ответила Юлия, с удовольствием разглядывая любовника. – Но я уже в норме...

Евгений Александрович присел рядом, придвинулся, взял руку женщины в свою, нашел губами губы.

К приятному запаху желанного тела примешивался мертвящий запах больницы.

Запах формалина.

Хлорки.

Надежды и безнадежности.

– Расскажи, как сюда попала, – попросил он, нацеловавшись.

– Очень просто. Истерика была после того, как этот тип почудился... – ответила Юлия беззаботно – так, как будто рассказывала о купленной накануне кофточке. И, взъерошив Смирнову волосы, заулыбалась:

– И когда ты только подстрижешься? Опять у тебя стрижка в бюджете на следующий год?

Евгений Александрович пропустил замечание мимо ушей.

– А может, не почудился? – спросил он, пригладив свои казацкие вихры.

– А может, и не почудился.

Он взял ее руки. Они помолчали, глядя под ноги.

– Я взял месячный отпуск, – смущенно улыбнулся Смирнов, обратив к женщине лицо.

– Зачем?

– Ты же знаешь.

– Мне кажется, что тебе не стоит заниматься этим делом.

Быстрый переход