— Территориально — да, а фактически… Ты там вообще был когда-нибудь?

— Обижаешь, начальник! Сколько раз мы еще в восьмидесятые с тобой вместе туда на матчи с ЦСКА ездили?!

— Я не про то, — пояснил Турецкий. — Я говорю, тебе в таком месте приходилось работать? Чтобы, с одной стороны, в двух шагах от Москвы, с другой…

— А как же, была пара дел, — подтвердил многоопытный Грязнов. — Рутина. Маньяки. Серийные убийцы.

— Вот, — удовлетворенно кивнул Турецкий. — Тогда ты его должен понять. У мужика сложный период, называется — акклиматизация. Ему надо форму набрать, авторитет наработать, соответствующий настрой в себе удерживать, не говоря уже о заработке. И вообще, о чем мы говорим, я не совсем понимаю?! Ты считаешь, что мне удастся его уговорить тебе помочь?

— Обо мне вообще речь не идет, — возразил Грязнов. — Я в этом деле никак не фигурирую. Засудили одного парня, который явно достоин лучшей участи. Его адвокат на процессе лоханулся. Без подставы, думаю, не обошлось. Ну и посадили его, конечно. Сейчас он черт знает где и черт знает с кем. А я его знал, кстати. Хороший человек. Доктор. Кое в чем мне помог, между прочим… Что это за дрянь ты куришь? — спросил вдруг Грязнов.

Это было вполне в его духе — перемежать деловой разговор неожиданными вопросами и поворотами. В сущности, на этой своей особенности Вячеслав Иванович первоначально и сделал карьеру — в бытность муровским опером он так виртуозно допрашивал задержанных, что об этом еще лет двадцать назад ходили легенды.

— То же, что и всегда, — пожал плечами Турецкий. — «Мальборо».

— Вижу, ковбой. То же, да не совсем. «Мальборо лайт»?

— Ну.

— И на кой черт?

— Облегченные. Меньше никотина, меньше смолы. Больше здоровья.

— Я знаю, что такое «лайт»! Я спрашиваю, почему ты отказался от привычных?

— Пытаюсь бросить курить.

— Саня! — Грязнов посмотрел на приятеля с сожалением. — Так не бросают.

— А ты, конечно, знаешь, как бросают. — Турецкий кивнул на заполненную пепельницу со стороны Грязнова.

— Бросают — резко, — со значением сказал Грязнов, не реагируя на шпильку. — Я знаю немногих людей, у которых это получилось, и у всех — только так. Бац — и все!

— Понятно, — примирительно согласился Турецкий. — Ты зачем увел меня от темы, которую сам поднял? Я же тебя знаю. Что не так? Что он натворил, твой доктор? Зачем ты мне мозги пудришь?

Грязнов немного помолчал.

— Итак? — подмигнул Турецкий.

— Честно говоря, — вздохнул Грязнов, — ничего особенного он не натворил.

— Точно?

— Конечно.

— А конкретней можно?

— Конечно, можно! Тебе все можно. Он застрелил двоих человек. Один из них — сын главы городской администрации.

— Ты серьезно?!

— Да.

— Ничего себе!

— Все было в пределах допустимой самообороны, — заверил Грязнов.

— Конечно, — ухмыльнулся Турецкий. — Наши люди по-другому не действуют.

— Саня, не надо ерничать. Это очень серьезно. Тебя Гордеев послушает. Ты для него непререкаемый авторитет. Придумай что-нибудь.

— А что я смогу придумать?

— Самый главный аргумент такой: этот доктор — он как раз из Химок, понимаешь? Из этих самых Химок, будь они трижды неладны! Он там жил, он там работал, он там был уважаемым человеком.