|
Жан-Пьер был скроен совсем не для того, чтобы в тиши кабинета с навощенной мебелью составлять важные бумаги, так же, как и он сам — не для того, чтобы служить обедни и исповедовать старых дев. Внезапно он понял, что похож на этого мальчика, с которым до этого дня не был особенно дружен. Незримой нитью, связавшей их так внезапно, был океан, он соткал эту нить, знакомый и неведомый, о котором они мечтали с самого детства как о рае, полном бурь, запретный для него океан, волнам которого мать не доверила бы его никогда в жизни. Однако, стоя перед этим кораблем, принесшим с собой густые ароматы далеких горизонтов, он отбросил всякую мысль о Мари-Жанне, как если бы даже упоминание о ней оскорбляло славные шрамы этого покорителя бескрайних просторов океана.
— Я тоже, — наконец произнес Жиль, словно какая-то неведомая сила вырвала это признание из глубин его сердца. — Я тоже когда-нибудь уйду в море. Жан-Пьер усмехнулся в его сторону краешком рта и пожал плечами с чуть приметным презрением. — Ты? — спросил он. — Да ты еще меньше подходишь для этого дела, чем я! Ты станешь кюре. Он было принялся хихикать, но Жиль пронзил его таким ледяным взглядом, что тот густо покраснел и озадаченно замолчал. — Кюре? — произнес Жиль с пугающей мягкостью в голосе. — Запомни, малыш, что я никогда им не стану. Запомни также, что я не желаю, чтобы мне об этом говорили. Ты понял? — Понял, — согласился собеседник. — Но что же ты сделаешь? Говорят, что твоя мать решила… — Она действительно решила. Но я, я не хочу… Я больше не хочу! И я напишу ей сегодня же вечером. — А что, если она откажется тебя слушать? Что, если она потребует, чтобы ты опять ходил в коллеж? Ты же знаешь, что она имеет право принудить тебя. — Тогда я удеру! — был ответ. Оба замолчали на то время, что им понадобилось, чтобы слезть с тумбы. Теперь все матросы были на берегу, и люди стали расходиться, чтобы вернуться в тепло своих домов или в кабаки. На миг Жиль и Жан-Пьер, глядя в лицо друг друга, как будто они виделись впервые, почувствовали внезапное смущение, робость, будто их настоящей дружбе мешали годы безразличия. Тишину нарушили часы на рядом стоящей церкви, пробившие полчаса. Жан-Пьер смущенно улыбнулся. — Может, следовало бы пойти в коллеж? — сказал он и, добавил с комичной гримасой: — Мы теперь здорово опоздали, и думаю: нас прямиком отправят в «Барбэн». Жиль ответил ему такой же улыбкой: — В этом можешь не сомневаться! Но не кажется ли тебе, что дело того стоит? Юноши пустились бежать, стремясь скорее добраться до конца поднимающейся вверх по склону улицы не столько из-за того, что боялись ударов палкой, которые вскоре посыплются на их плечи и в перенесении коих оба были достаточно опытны, чтобы не придавать им слишком большого значения, сколько для того, чтобы согреться. Однако, когда они увидали двухсотлетний главный портал коллежа Сент-Ив, Жан-Пьер, не произнесший ни слова за все время, что они бежали, резко остановился. — Скажи мне, — спросил он Жиля. — Ты всерьез говорил там, на набережной, что хочешь уйти в море? — Конечно, — ответил Жиль. — Но почему ты спрашиваешь? — Ну, тогда слушай! Вечером, когда колокола собора пробьют девять часов, встретимся на углу Рыночной улицы, перед скульптурой «Ванн и его жена» . Не задавай вопросов, — добавил он живо, увидев, что Жиль открыл рот. — Я отведу тебя в одно местечко, где тебе понравится. Теперь пошли, чтобы нас скорее наказали, и до вечера! — До вечера! Я приду! — ответил Жиль. |
