– Однажды ты ляжешь в постель вместе с нами – и мы умрем от удивления.

Шао Цзюнь тихо засмеялась:

– Не думаю, что это когда-нибудь случится.

Чжан сладко зевнула, подвинулась, освобождая место, и положила голову подружке на плечо. Цзюнь улыбнулась в темноте.

Еще в трехлетнем возрасте отмеченная Чжэндэ за свои акробатические таланты и приставленная им к делу, она всегда чувствовала враждебность – скрытую и явную – со стороны других наложниц. Она достаточно быстро возвысилась при дворе, несмотря на свое сравнительно низкое происхождение, в то время как многим из сотен наложниц в трех гаремах Чжэндэ только издалека удавалось увидеть Сына Неба.

Поэтому, когда год назад в гареме появилась Чжан, дочь дворцового стражника, образец женской красоты – с маленькими от постоянного бинтования ступнями и грудью, бледной кожей, большими красивыми глазами и скромным поведением, – Цзюнь решила, что будет относиться к ней так же плохо, как и остальные наложницы.

Однако, как только Чжан услышала о Шао Цзюнь, она тут же начала искать ее дружбы. Имея богатый опыт любимой шпионки императора, Шао Цзюнь всегда помнила о притворстве и лживости всех обитателей дворца, включая наложниц. И первое время она была осторожна и держала рот на замке.

Похоже, Чжан ее понимала и ни на чем не настаивала. Но потом случилось нечто совершенно неожиданное. Все наложницы боролись за внимание императора, что сулило – без преувеличения – либо роскошную и комфортную жизнь, либо жестокую и мучительную смерть. А Чжан как будто не стремилась участвовать в этой борьбе. И однажды ее слова поразили Шао Цзюнь до глубины души.

– Никто не умеет так танцевать, как ты, Шао Цзюнь! – восхищенно воскликнула Чжан после того, как Цзюнь превзошла ее в танце с лентами. – Я просто любовалась тобой, как и все остальные зрители.

– Но ты, Чжан, такая красивая!

Цзюнь жестом показала на свои ноги и грудь, которые никогда не бинтовали. Чжэндэ запретил это делать. «Ты слишком хорошо умеешь прятаться и подкрадываться», – сказал император. А без бинтования ни один мужчина даже не посмотрит в ее сторону.

– Чжан, я никогда не смогу быть такой, как ты!

Чжан рассмеялась.

– Твои танцы и моя улыбка подобны кролику и бабочке, – сказала она, назвав двух самых почитаемых существ в Китае.

Их высоко ценили, но никогда не ставили одного выше другого. Они были просто разные.

«Она понимает», – подумала Шао Цзюнь и поспешно отвернулась, чтобы никто не увидел ее слез радости.

С тех пор они стали как родные сестры, и сейчас Чжан, пристроившись у нее на плече, как всегда, сказала:

– Рассказывай.

Для Шао Цзюнь рассказывать истории было и удовольствием, и болью, потому что она знала, как знала и Чжан, что с подругой ничего похожего не случится. Бабочка жила в клетке, а кролик гулял на свободе.

Однажды Цзюнь попыталась показать Чжан свой мир. Это было несколько месяцев назад, ночью, до третьей стражи, когда солдаты в Барабанной башне били в тринадцать барабанов и будили двор императора для участия в ежедневной аудиенции. Разумеется, наложниц это не касалось, просыпались евнухи, чиновники и их помощники – все они присутствовали на аудиенции с императором в четыре часа утра, и такие аудиенции повторялись еще дважды в течение дня.

Чжэндэ, разумеется, ненавидел аудиенции. Он предложил проводить одну аудиенцию вечером и завершать ее торжественным ужином. Но похоже, даже император не всегда может делать все, что пожелает. Его предложение вызвало решительные возражения.

Шао Цзюнь знала, что это самое подходящее время улизнуть из дворца незамеченными. Так они с Чжан и сделали.