– Это же Киев! – повторил Книжник, словно убеждая себя в собственной правоте.

– И что это для нас значит? – спросил Зигфрид.

– Еще не знаю, – проговорил Книжник и покосился на Зигфрида, пытаясь понять его равнодушие. Почему тот не разделяет необъяснимого душевного трепета, что охватил друга?

И вдруг все встало на свои места.

Зигфрид – вест. Потомок чужаков, выходцев из западных стран, волею судеб оказавшихся на территории Москвы в разгар Последней Войны. Какое ему дело до «матери городов русских», как именуют Киев старинные книги? Какое ему, язычнику, дело до великого крещения славянских племен князем Владимиром?

По большому счету, до этого нет дела и Книжнику. То есть, это не должно волновать его, жителя другого мегаполиса, некогда другой страны, да еще и атеиста по убеждению. Хотя, говорят, на войне нет атеистов – и семинарист не раз ловил себя на отчаянных молитвах всем богам, когда его жизни грозила реальная опасность. И дело не в крещении как таковом – кому как не ему помнить корни собственного народа? Ведь именно отсюда пошла по Руси древняя вера, объединившая разрозненные племена и сделавшая их единым народом.

Правда, и противоречий между ними было не меньше. Удивительно, что город, некогда объединивший народы, однажды стал причиной раздора между ними. Никто уже не помнил толком подробностей – все терялось за «горизонтом событий» Последней Войны.

Все эти сумбурные мысли турбулентным потоком пронеслись в голове, не оставляя возможности зацепиться за что-то существенное. Да это и не было важно сейчас, когда нужно было просто найти и перекинуть стрелку – чтобы отправиться совсем в другую сторону, ведь неподготовленная экскурсия в чужой мегаполис чревата неприятными сюрпризами. Если бы сюда пришла хорошо вооруженная кремлевская дружина – это совсем другое дело, так можно проводить разведку. А соваться в незнакомые каменные джунгли безо всякой подготовки – это просто самоубийство.

Это понимал и Тридцать Третий, значительно снизивший ход бронепоезда. «Дракон» полз теперь среди ветхих невысоких домов и вялой растительности пригорода. Не только дома притягивали взгляд – навстречу все чаще попадались машины. Их было здесь множество – легковушек, грузовиков, автобусов, навеки замерших вдоль путей. Ржавые остовы будто пытались протиснуться между домами и железной дорогой, образовав безобразные тромбы, как в кровеносной системе гипертоника. Машины наползали одна на другую, словно их подталкивали остальные в нетерпении и панике. Все они застыли в направлении выезда – ни одной в обратном направлении.

– Они все будто сбежать отсюда хотели, – завороженно глядя на проползающие мимо ряды мертвых машин, сказал Книжник.

– Когда идет война, люди бегут из городов, как крысы с корабля, – равнодушно сказал Зигфрид. – Но это было давно. А вот почему сейчас никого не видать?

– Может, здесь никто и не живет вовсе, – предположил Книжник. – Мало ли мы мертвых городов проезжали?

– Живут, – с уверенностью возразил Зигфрид. – Да только ушли все. И ушли совсем недавно. Видите – дымок над трубами? А вон еще.

И точно – взгляд выхватил легкий дымок, вившийся вдалеке над покосившимися одноэтажными домами. Ну и глаз у Зигфрида! Как он разглядел что-то в этих потерявших форму одноэтажных развалюхах? Теперь и семинарист начал различать признаки присутствия разумной жизни в этом полупустом городе: вон белье на веревке сушится. Не белье даже – какие-то обрывки, но явно не случайно здесь висят. А вон расчищенная от мусора дорожка. А вот аккуратно сложенные дрова – такое вряд ли сохранится без постоянного присутствия жителей.