Диковинный инструмент давно замолчал вместе со своей хозяйкой, окончившей песню. А дружинникам все еще слышался свист стрел, лязг мечей об усиленные железом дубины нео и голос девушки, шепчущей ветру о своей беде.

— Не вернется ее парень, — громко вздохнул Тимоха. — Далеко поди забрался. Убили небось его нео, вместе с ратью вырезали.

Данила перехватил взгляд певицы — словно две молнии цвета неба прилетели со сцены. Тимоха, понятное дело, имел в виду героиню песни. Но, видать, слова дружинника задели в девушке что-то глубоко личное.

Тимохе-то все по барабану, не видит ничего. Упер подбородок в кулак, в одну точку уставился, кручинится под впечатлением песни. Да только, похоже, песен сегодня больше не будет. Девушка порывисто встала со стула, подхватила свой инструмент, собираясь уйти…

Данилу опередил Степан. Старый воин — мудрый воин, причем не только в войне, но и в делах житейских. И со слабым полом у него опыту сильно больше. Данила-то в этих вопросах, положа руку на сердце, недалеко от Тимохи ушел. И старше он всего-то на два года.

— Не уходи, красавица!

Голос дружинника был громким, чистым. Не зря он в десятниках ходил. Таким, наверно, мог быть голос Царь-пушки, вздумай она заговорить. Не захочешь — остановишься.

Девушка невольно обернулась.

— Поминальная песня была чудо как хороша, — продолжал Степан, для солидности поднявшись с лавки и степенно оправляя рукой усы. — Души погибших будут довольны. Уважь теперь живых, спой былину какую-нибудь, коли не спешишь сильно.

Девушка явно колебалась.

— Не откажи, сделай милость, — добавил Степан голосом, в котором мед искусно смешался со сталью, да так, что стали и незаметно — словно меч в бочке сладости утопили. Хоть и не видать его, а он есть. Как такому противиться?

Кивнула красавица и вновь уселась на стул. Провела рукой по струнам, словно погладила. Инструмент промурлыкал что-то невнятное, словно домашняя кысь. Данила наморщил лоб. Как же называлась в старину такая округлая балалайка? Гитарна, что ли? На картинке древней видал такое — сидят мужики у костра, автоматы на коленях держат, а у одного такая вот гитарна в руках. А вокруг деревья мертвые, развалины, скелет мута какого-то неподалеку валяется. Видать, уже после Последней войны ту картинку рисовали…

Девушка тем временем перестала гладить инструмент и внезапно ударила по струнам, прервав Даниловы мысли…

Внезапно Даниле почудилось, что он уже слышал однажды этот голос. Причем не здесь, не в Кремле, где родился и вырос, а где-то очень, очень далеко… Там тоже была пожухлая трава под ногами, деревья, свернутые мутациями в причудливые и жуткие спирали, чудовища, притаившиеся в темноте, жаждущие теплой человеческой крови. Но там на нем не было доспехов, лишь кожаная куртка со вшитыми в нее ненадежными защитными пластинами. И потертый автомат вместо меча. И странного вида коробочка в руке, из которой лилась песня, заполняя собой весь мир — от отравленной земли до тяжелого, свинцового неба: «Каждая птица ищет чистое небо… Каждое небо ждет свои крылья…»

Все это промелькнуло перед глазами Данилы — и пропало, словно мимолетный сон. Причем чужой, заплутавший в мироздании и случайно приснившийся не тому, кому предназначался. Привычная реальность вновь плеснула в глаза Данилы, словно ковш холодной воды спросонья. И здесь, в этой реальности, девушка с очень похожим (а может, все-таки с тем же самым?) голосом пела совсем другое:

Данила зажмурился, тряхнул головой.