А потом, за безжизненным зданием аэропорта, из-за отверстий похожим на дуршлаг, я увидел Стену. Бетонную. Высотой метров в двадцать. Без окон и дверей, словно кто-то хотел отгородить что-то от внешнего мира, и затратил на это очень много сил и средств. Вполне могли и после войны возвести – судя по всему, Новгород не бомбили так, как Москву и Питер. Подогнали строительную технику и выстроили толстую и высокую загородку, вбухав в нее тонны и тонны бетона…

Но неведомое что-то вырвалось, проломив стену. Вон, левее, единственная дыра в Стене имеется. Огромная, будто танк сквозь нее проехал. Правда, одно «но». Края дыры были словно оплавлены. И это мне очень не понравилось.

Бетон плавится при температуре более тысячи градусов – в частности при воздействии на него радиоактивной кориумной лавы, смеси, состоящей из ядерного топлива и расплавленных соседствующих материалов. Видел я такое в Чернобыле. Эдакий застывший водопад лавы, проплавившей себе путь сквозь подвал реактора в 1986 году. И дыры, которые лава проплавила, видел. Очень похожие на ту, что в Стене, только меньше намного… Как-то даже думать не хотелось, что мутировало в недрах очистных сооружений, а потом, пройдя сквозь метровую толщу бетона, вылезло наружу…

Но путь был один, только вперед. И я поехал, очень надеясь, что мне не придется встретиться с тварью, для которой армированная стена как для нас холодец. Захотел – пальцем проткнул. Или сожрал, например. А что? Не удивлюсь, если неведомая пакость жрет бетон, я в Зонах и не такое видел.

Между тем выжженные деревенские дома остались позади, впереди же замаячили коробки зданий, похожие на огромные силикатные кирпичи, поставленные на попа. Я подъезжал к границе города, на первый взгляд, неплохо сохранившегося. Дома вроде без видимых разрушений, похоже, крыш-трава тут прижилась и разрослась буйным цветом. Так может, и люди тут живут нормальной жизнью? Про странные дыры в бетоне и живые щупальца думать не хотелось… Хотелось надеяться на лучшее. Очень хотелось. Может, хоть тут людям удалось сберечь нормальную жизнь. Может, Последняя Война только задела Новгород, но все-таки не уничтожила и прошла стороной?

Но моим надеждам не суждено было сбыться.

Я ехал между девятиэтажками, глядящими на меня пустыми проемами окон, и невольно вспоминал Припять. Пустой, мертвый город с домами типовой застройки, так похожими на эти… Мертвые, словно черепа мутантов, пронизанные обилием глазниц и нездорово-зеленоватыми варикозными рисунками разросшейся крыш-травы.

Она здесь была везде, пронизала всё, до чего дотянулись ее тончайшие щупальца. Стены домов, асфальт под колесами мотоцикла, уличные фонари, даже по чудом сохранившемуся дорожному знаку с надписью «Колмово» ползла сетка из тончайших травяных нитей, местами насквозь пронзивших металл. С одной стороны, немного не по себе от этой вездесущей травы-мутанта, пронизавшей все вокруг, а с другой стороны, понимаешь, что это не патология, а хирургия. Не будь в здешнем мире крыш-травы, сохраняющей здания и дороги, за двести лет немного осталось бы на земле памятников цивилизации, которую так жестоко и беспощадно уничтожили сами люди…

Но не только пустые дома расположились вдоль дороги. Меж ними тут и там виднелись участки обожженной земли, причем довольно обширные. И уже не надо было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять природу этих черных пятен. Кто-то таким образом пытался уничтожить те самые щупальца, вылезающие из земли, с одним из которых я столкнулся в сгоревшей деревне. И наверняка дыры в стенах фортов – их работа. Не только хлестать они ими умеют, но и прожигать бетон насквозь, чтобы добраться до добычи… Я даже притормозил, чтобы рассмотреть одну девятиэтажку, пострадавшую больше других.