Шесть ног, ага, ну ни за что не поверю, что Спаситель мог такую гадость придумать. Хотя Любаха моя деток в школе учит, что Спаситель всякую тварь на земле придумал, и всякую тварь любить положено.
Багов любить шибко не хотелось.
Это мне сперва показалось, что они глупой толпой нападали. Может, по отдельности они и глупые, но их кто-то умный направлял. Справа из тоннеля бежали прямо по потолку, в колонну по три, и так же, ешкин медь, по полу.
— Ну держись, суки! — Я окрестил печенег и открыл огонь.
Жаль, конечно, что тупой кио половину патронов на обезьян угробил. Осталась одна коробка, и та очень быстро кончилась. Но штук тридцать гадов я положил. Ну и морды же у них были, в жизни таких красивых не видал. Чич не соврал — спины как у жуков, шеи точно из кусков собраны. А лапы спереди — с когтями, никакой нож не нужен. Но они все равно бежали на нас с кривыми ножами, пиками и короткими топорами. Под пулями взрывались желтой кровью, ногами скребли, друг дружку резали…
Я то поверху стволом водил, то понизу. Кажись, орал что-то, сам потом не вспомнил, да и не слыхать было. Позади Голова самопалы разрядил, один за другим, шесть раз. Потом самопал закашлял.
А потом у меня патроны кончились.
Порохом завоняло жутко, гильзы через меня полетели — и все за шиворот рыжему. Рыжий как раз на ручной бомбе хвостик запаливал, забретенье у него такое, все никак применить не мог. Вот и применил, ешкин медь.
От горячих гильз подпрыгнул, бомбу в лужу выпустил. Та зашипела — и потухла.
— Славушка, они по потолку лезут!
— Да вижу я, вижу, ешкин медь!
Первый натиск мы, кажись, отбили, у меня аж зубы после печенега стучали. Баги валялись в куче, шевелили лапами, многие так и не выпустили из клешней топоры. Те, что уцелели, ловко так взад уползли, я даже не услышал.
— Славка, помоги самопалы зарядить!
— Они ушли? — Иголка подпрыгивала, ногой мне в спину долбила. — Эй, парни, они сбежали, да?
— Скоро вернутся, — мрачно заявил отшельник. — Слышишь, Голова, попробуй подорви решетку.
— У меня всего три бомбы.
— Они тебе здесь не помогут. Баги не отступят, пока цел ихний главарь, или матка, как хошь обзови. Ни хрена им не страшно, хоть все полягут.
— Дык… чо же за гадость такая? — Я схватил меч, издаля потыкал ближайший труп. Живот у твари мягкий оказался, меч насквость прошел. Зато с боков, и особливо со спины — не разрубить. Ну дела, я меч воткнул, а он, хоть и дохлый, четырьмя лапами в клинок вцепился! Рыжий как завопит, напугался, ага!
— Голова, дай бомбу, тебе сказали!
— Да сам я, сам! — и полез наверх, заряд поджигать.
Еще до того, как бомба рванула, баги кинулись на нас. Вторую атаку они затеяли хитро. Сперва отвлекли с флангов, а потом пустили третью армию, промеж красивых колонн, прямо со станции.
Чич выступил вперед и лихо замахал посохом. Я с арбалета стрельнул, откинул, некогда тетиву тянуть, да и без толку. Голова швырнул две бомбы, вправо и влево. Эх, здорово им досталось!
— Братва, ложись, ухи зажимай!
Я подмял Иголку. Ох, ешкин медь, как же они корчились, первые ряды славно порвало на мясо. Возле нас нога чья-то свалилась. Тулова нет, а нога копьецо держит и дрыгается, ну и живучие! Верещали они дико, похлеще поросят на убое! Иголка дрожала вся, я ее погладил, сам вскочил, долго валяться некогда. И тут рванула бомба, которую рыжий запихал в решетку.
— Берегись, Славка!
На меня посыпались сверху. Успел меч схватить, двоих отмахнул, еще одному с развороту башку пополам раскроил, четвертому в брюхо ткнул. Голова тоже выхватил клинок, заряжать уже было некогда. |