Пошли мы по одной тропочке, в шаге ни черта не видать, больно буйно зелень колосится. Дальше засек наших нету, путь не проверен. Еще и дождь закапал, дрянь такая.

— О, слыхал? Снова шоркнуло? Вроде ближе.

Я меч из заплечных ножен вытянул, легонько так замахнул. Чтоб легче рубить было. И первый пошел, Голова — следом. Солнышко маленько из туч вылезло, жужжала всякая мелочь в кустах, птицы все громче тренькали, слушать мешали. Но я ж тут охотником все детство на брюхе излазил, каждый писк отдельно отличаю. Вон, к примеру, в жилых домах к востоку свистит, это ветер в дырах выводит. А не знаешь, так это, ешкин медь, можно испужаться. Ежели коротко так клокочет — это птицы на реке за рыбой сигают. Или лягухи на Лужах хором завывают, издаля тоже страшновато, вроде как бормочет кто…

Бумм… шуххх. Бумм… шуххх…

Я поднял палец. Голова взади замер послушно, не дыша. На охоту с нами походил, обвыкся, ага. Кусты тут кончились, дальше мертвая земля полосами до самых Гаражей. Полоса широкая, блестит, как стекло. Если тут копнуть, ничего не получится. Земля сплавилась на метр в глубину, а может, и больше. Инженер Прохор говорит, такие места остались там, где ядреные бомбы кидали. Были такие ядреные бомбы во время Последней войны, сами маленькие, и взрыв от них не шибко сильный, но горячий. Там, где рвануло, спекалось все стеклом или как смола, никто выжить уже не мог. Мест похожих много, взять, к примеру, наш Базар.

Только здесь хуже, чем в Мертвой зоне. На Базаре запросто жить можно, а тут долго не протянешь. Даже скорлопендр тут можно не бояться, ага, они, гниды, чуют, куда лучше не лезть. Сильное Поле тут прежде на отстойниках кормилось, я мальцом был, когда лаборанты его за реку увели. Отец говорит, мол, Поле тоже из дурных могил нажралось, иначе непонятно, чо оно тут так окрепло. Окрепло и на Факел поползло. Поле поганое было, дрянь всякая с него рождалась, вроде стаи мертвяков. Пастухов сгубило троих, потом мутов пожрало, они тогда мира с нами запросили. Ну чо, коров ему пихали, свинками пытались на сторону завлечь, ничо не помогало, пока химики крепко не взялись. Лаборанты умные, ага, они веревку особенную внутрь закинули, а сами убежали. Потом веревку ту прожгли, вынули, ешкин медь, она стала в два раза толще, белая вся, теплая. Словом, уже не веревка вовсе, а хрен поймешь какая тварь вышла. Обвязались втроем белой той веревкой и в Поле полезли вместе с химией своей. Один лаборант тогда помер, еще один после помер, язвами изошел, но пакость эта за реку уползла, Факел не тронула. До сих пор помню, как над водой вроде белой тучи… колыхалось, что ли.

Буммм… шуххх. Буммм-шуххх…

Так что земелька тут теперь поганая, мы раньше вдоль самого берега обходили. Хотя там можно к речным шамам в лапы угодить или под обстрел с того берега попасть, но всяко вдоль берега спокойнее, чем по Лужам идти. Но нынче по берегу не проскочим, вода высоко стоит…

Выглянули мы из кустов и увидали, кто шуршит.

Так я и знал — крысопсы.

Мы выбрались из-под ветра, а то бы они нас давно засекли. Стая кружила возле лежащего трясуна. Маркитанты не соврали, большой могильщик помирал. Но до конца пока не помер, трясло его, дергало, ага. Вблизях он совсем огромный казался, прямо гора. Упал он в дурном месте, как раз на стеклянной земле. Упал, но добычу последнюю не доел. Двух коров у Химиков украл, а может, и больше, я их по клеймам узнал. Дыра у него в пузе вполовину закрылась, заклинила, из дыры корова дохлая торчала. Челюсти железные из-за коровы никак захлопнуться не могли.

Буммм… шуххх. Бумм-шуххх…

Туда-сюда, туда-сюда, дергались, ага, точно пасть открывалась, и корова вместе с пастью дергалась.