Голова взади охнул, прыгает, пальцами машет. Дурень потому что, кто ж легкий щит на прямой руке подставляет, да еще под тяжелое копье. Хорошо еще, совсем пальцы не переломал! Но в Голову они не целили, видать, сразу во мне старшего почуяли, что ли. А я дурак, не сообразил вниз-то поглядеть, на железяки ихние. Только когда волосатые гады по кругу побежали, бабы ихние зубы заскалили, тогда я на ноги себе глянул. Хитро они на зверя ходить выучились, хитро, ничего не скажешь! Я сперва подумал, что нашим мужикам надо рассказать, да и пасечникам тоже, они хоть и умные, а до такой хитрости не додумались. Копья у мутов были ржавые, тяжелые, с зазубринами, ага, а за каждым тонкая такая витая проволока тянулась. Я сперва не разглядел. Проволокой мне уже ноги опутало, хрен руками разорвешь. Трое вокруг меня бегали, проволоку наматывали. Я шаг сделал, другой, мечом стал на себе рвать, да не тут-то было, они снова кидать наметились.

— Славка, не шевелись, вконец запутаешься!

— Дык чо делать-то?

Я к ним, они — от меня, на кулачках драться не хотят. Тот, с черепом, снова залопотал, кулаками трясет, слюной плюется. Я все же разрезал путы, да не все, на коленки грохнулся, а они визжат! Я думаю — чего ж дальше не кидают, вон у них еще копья есть. Потом Голова мне растолковал, они же вроде как охотились. Им зверя хотелось живьем заловить, живьем шкуру спустить да на костре поджарить. Вот такие некультурные люди нам повстречались!

Как увидали, что я упал, заржали, обрадовались, ага, ну прямо как мальцы трехлетние. И давай на меня с сетью прыгать. По счастью, сеть у них не из проволоки была, мечом крест-накрест отмахнул — клочки полетели. Самому шустрому пальцы вместе с сетью отрубил, запрыгал он, ну смехота! Трое поглядели на клочки у себя в руках, озлились, видать, за ножиками полезли. Воняло от них вблизи, животы да спины голые блестели, видать, салом тухлым намазались.

— Славка, окружают тебя! — Рыжий еще раз пальнул. Судя по вою в ответ — удачно, попал. Муты, наверное, думали, что Голова может без конца стрелять, не совались пока к нему, издалека железяками грозили.

Один кучерявый меня отвлекать стал, ну чисто обезьян, только щуплый — прыгает, клыки кажет, ножом кривым тычет. Дык я взад и глядеть не стал, ясное дело, что дружки его горло мне вскрыть наметились. Стал ждать, пока полезут, ноги все равно запутались, нормально ходить я не мог. Наконец дождался, ешкин медь, в плечо тупым клинком ткнули. Ясное дело — не пробили, плечо мне пробить непросто. Этот дурилка в горло целил, прямиком в вену. Ну, куда целил — туда и получил. Локтем я ему в харю заехал и с левой мечом шейку насквость проткнул. Он у меня на острие еще повисел маленько, подрыгался, пока я дружку евонному ножом кишки выпускал.

Тот тоже сильным оказался. И умным, поумнее дружка. Понял мигом, что взади ловить нечего, стал в глаза целить. Уж не знаю, из чего ножик он сладил, кривой, зазубренный, такой завидишь — и сразу бежать хочется. Но чтоб по глазам попасть, пришлось ему вплотную приступить. Я еще пособил, на коленки на обе упал, словно в проволоке ихней совсем запутался. А ноги и правда стянуло, не разомкнуть, не шагнуть, непонятно, как дальше драться. Но муты все за меня сделали. Самый наглый удивился, когда на мече застрял. Я еще меч довернул, захрустело так забавно, позвонки, видать, ему покрошил, что ли. Второй на батином штыке повис, ножками дрыгает, кровью пузырит. Тут третий их приятель на меня побежал. Глазьями закрутил, заорал дурным голосом, будто ему в штаны лысого ежа подложили. Только штанов на нем не было, на них на всех шкуры козлиные, облезлые намотаны были. Наверняка коз украли где-то, сучьи дети, потому как живого стада я потом нигде вблизях не приметил.