На ковре лежал «Browning BDAO Compact».

Подарок Шамиля на сорокалетие.

…насчет раба – ошибочка. Некрещен и необрезан…

А он не встал и не пошел. Даже головы не повернул. Так и остался сидеть возле пыльного проселка. Тронул синюю кепку с длинным козырьком, сдвинул на ухо по давней, еще студенческой привычке. Прикусил сухую травинку, усмехнулся – и лишь тогда соизволил ответить:

– Не хочу.

Бездонное, светлое от жары небо моргнуло черным зрачком. Громыхнуло гневом:

– МЕНЯ ЛИ ОСЛУШАТЬСЯ ДЕРЗАЕШЬ?

Он рассмеялся. Сон нравился, хотя поначалу и удивил. Последнее время ночью он видел лишь образы – бессвязные, мутные, тревожные. После них случалось пить сердечное вместо утреннего кофе. В аптечке лежало импортное средство, рекомендованное знакомым врачом – большие розовые таблетки. Глотать снадобье он не спешил, держался. Глушить кошмары заморской химией Александр Петрович считал ниже своего достоинства. Справимся без панацеи!

– ИЛИ НЕ ВЕДАЕШЬ, СКОЛЬ ГРОЗЕН Я И РЕВНИВ?

Повезло – сон был ясен и чист. Горячий летний день. Бескрайнее хлебное поле рассечено проселком, словно каравай – ножом. Ветерок еле ощутим, вдоль обочины лежит сухая стерня.

Одна беда – в покое не оставляют.

– НАКАЖУ ОСЛУШНИКА ВЕЛИКИМ НАКАЗАНИЕМ. И БЛИЗКИХ ЕГО, И ДАЛЬНИХ!

– И собаку убью, – хмыкнул он. – И кошку, и мышку. Приемы мелкого уголовника. Так вот почему я всю жизнь попов не любил!

– КАК СМЕЕШЬ ТЫ, РАБ МОЙ!..

Он запрокинул лицо к небесам. В зените кружил смерч-аспид, длинный хобот тянулся к земле, к спелым колосьям. Ветерок стал ветром, затяжелел, ударил в лицо. Опалил жаром, запорошил глаза мелкой, как мука, пылью.

– Насчет раба – ошибочка. Некрещен и необрезан. И договор кровью не подписывал.

Плеснуло холодом. Смерч надвинулся, сминая хлеба. Рыкнул с яростью:

– В ЭТУ ЖЕ НОЧЬ ЗАБЕРУ ДУШУ ТВОЮ!

Он пожал плечами. Протер глаза, тронул козырек кепки. Походя вспомнилось: именно такую он носил, когда приехал на Целину. Синей она была недолго – выцвела, побелела.

– А я еще думаю: с чего мне всякая дрянь снится? Вот что значит на ночь с врачом пооткровенничать! Хотел правду – получил. Сегодня, выходит? Обидно, не скрою. От пары лишних лет я бы не отказался…

Страх медлил, топтался поодаль. Во сне Александр Петрович был молод и силен. Исчезла вечная спутница-боль, солнце светило ярче яркого. Даже грозное, небо манило, не пугало.

– Так за чем дело стало?

Сгинул смерч. Стих ветер, превратился во вкрадчивый шепот у самого уха:

– Потому и предлагаю. Пару лет? Хочешь десять? Двадцать?! Бери, не жалко! Но и ты уж постарайся, сделай, что велено. Историю в университете учил? Как римляне говорили: «Даю, чтобы Ты дал.» Ты мне, я – тебе…

Липкие, приторные слова. На висок будто мед пролился:

– И не геройствуй, ладно? Ты ведь не сразу помрешь, и не сам. Тебе уже семьдесят пять, можно и характер проявить. А дочь твоя? Внуки? Метод старый, но эффективный. Не чета тебе – гордецы на брюхо падали. Проникся, да?

Мед стал льдом. Вернулась боль, вцепилась клыками, путая мысли.

– И заметь: не о мерзости прошу, не о смертоубийстве. Дело благое, нужное…

С болью он совладал. Расправил плечи, выплюнул травинку изо рта:

– Нет! Сначала – благое и нужное, а после родную дочь резать заставишь. Книгу Судей читал? Помнишь, что с Иеффаем случилось? Тут главное – первый раз поддаться.