— И что же, вопрошавшие не возмущались?

— Возмущались, и еще как. Мол, если у человека есть несусветные деньги, зачем ему эликсир. В том-то и дело, отвечал я, что эликсир нужен для сохранения и приращения богатства. А чтобы его заиметь, надо как следует попотеть.

— Ты всегда был шутником, Жан, — заметил Поклен, — дождешься, когда те, кого ты высмеиваешь, наконец разозлятся и всыплют тебе как следует.

— Ну, одно дело всыпать безвестному лекаришке, и совсем другое — аристократу, пусть и с купленным титулом. Кроме того, мои слуги сумеют меня защитить. Все они имеют немалый опыт уличных потасовок. А с них какой спрос? Слугу ведь не вызовешь на дуэль.

— Зато можно привлечь к суду, — опять вмешался доктор Поклен. Он уже проявлял нетерпение, только не знал, как напомнить хозяину, что они посетили его вовсе не за тем, чтобы вести за столом подобные беседы.

А Соня, казалось, увлеклась игрой.

— А какой субстанции был бы ваш эликсир, паче чаяния вам и в самом деле удалось бы его изобрести?

— Думаю, воздушной.

— То есть вы хотели сказать: понюхал, и все?

— Я хотел сказать, воздух — он и есть воздух.

— То есть… вы имеете в виду… надувательство?

Или просто то, чего быть не может? Так называемый философский камень…

— Конечно же. Ведь то, чего не может быть, должно и быть невидимо глазу…

— Боже мой, о чем вы говорите! — не выдержал Поклен. — Что подумает княжна! Наверное, она представляла себе талантливого хирурга вовсе не таким… легкомысленным.

— Главное, я не представляла его таким молодым.

Я думала, Жан Шастейль — крепкий старик, у которого пока не дрожат руки, когда он берет в руки хирургический нож.

— Все! Еще немного, и я разочаруюсь в себе самом.

Граф обратился к безмолвно стоявшему за его спиной лакею:

— Вот что, Лион, приведи служанку княжны в ту комнату, в которой я обычно осматриваю больных, и скажи Люсьену, чтобы он приготовил все необходимое. — Затем он повернулся к Соне:

— Желаете осмотреть мою картинную галерею или оранжерею?

— Желаю смотреть на вашу работу, — в тон ему ответила Соня.

Хирург усмехнулся.

— Я наблюдал, как при виде крови здоровенные мужчины падали в обморок. Быть врачом может не каждый, — К сожалению, — тяжело вздохнула Соня.

Она поднялась из-за стола, потому что мужчины сидели и ждали, пока она встанет.

— Вы что же, хотели стать врачом? — проговорил Шастейль, словно удивляясь самому себе: глупо предположить такое.

Женщина, с ее слабостями, с ее мозгами, для которых латынь — слишком трудная наука… Ему доводилось встречать женщин, умеющих хорошо ухаживать за больными, но это были женщины из простонародья. Он мог бы еще кое-что добавить к Сониному описанию слабых сторон аристократов. Женщины благородного происхождения слишком хрупки и не готовы к трудностям. Под жизненным напором они ломаются, как сухой лист…

Но он не станет возражать. Хочет себя попробовать — пусть, ее дело. В отличие от некоторых других врачей посторонние люди его не отвлекали. Он просто забывал о них, едва приступал к своей работе.

Надо будет лишь предупредить Люсьена, чтобы держал под рукой нюхательную соль, когда эта русская княжна грохнется в обморок.

Соня все поняла по улыбке графа-медика, промелькнувшей на губах, по снисхождению в глазах. Надеется, что она опозорится, когда увидит, как он будет резать по живому… Не дождется!

До сегодняшнего дня Соне не доводилось бывать в больницах.