Что там дальше было, Дуньке узнать не пришлось. Перескочив канаву, она сперва плашмя растянулась на траве. А потом подхватилась и — бежать. Скорей, скорей, лесом да в деревню, да домой! Только бы отец с матерью не проведали, что побывала она в господском саду, что господскую дочку до слез довела…

Так впервые встретились две девочки. Две Дуни. Обе однолетки. Одна — крепостная девчонка, а другая — ее хозяйка и госпожа.

Глава вторая

И вот минуло шесть лет

Бабы говорили: звезда с хвостом — к войне. Верная примета, вернее быть не может.

Но хоть никто звезды хвостатой в небе не видел, а война все же началась. Началась сперва с турками, где-то далеко, возле теплого мори. Воевали там наши солдаты и на суше и на море. На море кораблями командовал адмирал Ушаков, а на суше с турками бился генерал Суворов.

Еще не кончилась война с турками — пошла баталия со шведами. Эта вторая война случилась уже на холодном море.

Из Белехова, где жила Дуня, забрали в солдаты ни много ни мало, а человек пять. Еще ладно, что все молодые, холостые.

Из господского дома на войну отправился сам барин — Степан Федорович Урасов.

Прошло какое-то время, и мужик Леонтий Дубов хоть на двух костылях, да пришел домой. Об остальных же и слуху — не было. Где сложили головы — никто не знал.

Не вернулся обратно в свое поместье и барин Степан Федорович. Убили его, когда брали у турок город Измаил. Случилось то в зиму 1790 года, как раз одиннадцатого декабря. К рождеству в поместье прибыл камердинер барина. Он привез скорбную весть и бариновы ордена.

Сперва барыня Варвара Алексеевна поплакала, погоревала, потужила об убитом муже. А как оправилась от своего горя, твердою рукою взялась хозяйствовать в поместье и деревнях. Новые порядки завела, таких сроду не знавали белеховские мужики. При покойном барине на господские поля ходили работать не более трех дней в неделю. Однако прижимистой барыне и этого мало показалось: приказала на себя работать не менее четырех дней. В страдную же пору, частенько случалось, и пятый денек прихватывала у мужиков.

Хоть Дунечка, дочь ее, еще не вышла из малолетства, Варвара Алексеевна решила для нее приданое делать. И пошла в девичьей работа с утра до ночи. Не разгибая спины сидели девушки. Одни плели на коклюшках тончайшие кружева замысловатых узоров — и фантажные, и мелкотравчатые, и брабантские. Другие на пяльцах разноцветными шелками вышивали покрывала, скатерти да полотенца. А иные работали на ткацких Станках — холсты ткали. Сказывали, что не один сундук уже был набит барышниным приданым, но барыня приказала, чтобы бабы и по избам пряли нитки: из льна — льняные, из шерсти — шерстяные. И все для любезной ее сердцу Дунечки, все для дочери своей Евдокии Степановны.

И деньги умела копить: копеечка к копеечке — рублик собирался. Из рубликов сотенки выходили. Из сотенок — тысчонки складывались. На себя не тратила — для Дунечки ничего не жалела.

В эту же зиму, примерно в эти же дни, когда на войне убили барина Степана Федоровича, придавило деревом Игната, Дуниного отца. Мужики привезли его из леса чуть живого. Полежал Игнат на лавке дня два и помер. Осталась Анисья с пятью ребятами и старой бабкой. Дуньке шел тогда одиннадцатый годок, Демке — девятый, Андрюхе только пять сровнялось, а двое других и вовсе мелюзга.

И стала Анисья, как схоронила мужа, тоже хозяйствовать самолично. Хозяйство-то все — старая изба с худой крышей, пестрая коровенка да овца с ягненком.

Однако плакать и горевать у Анисьи времени не хватало. Лишь бы детей, старую бабку да себя кое-как прокормить. А присказка каждое утро одна: «О боже, боже! Всякий день то же: полдень приходит — надобно есть…»

Прошло еще два года. Хорошо, плохо ли, а прожили их.