Случалось, он занимал место в оркестре, исполняя партию первой скрипки. Как и во многом, он и тут следовал примеру графа Николая Петровича Шереметева. Граф — отличный виолончелист — иногда позволял себе такую вольность, он играл на виолончели в своем крепостном оркестре.
Но тут, в Пухове, нежданно-негаданно произошла еще одна перемена. Насмотревшись в соседнем Кускове, в театре у того же Шереметева, великолепно поставлеиных онер, комедий и балетов, Федор Федорович надумал и у себя устроить театр. Тем более, что оркестр уже имелся.
И вот недалеко от барского дома, в парке, построили длинное высокое строение. Внутри строения был довольно большой зрительный зал, а также хорошо оборудованная сцена.
Теперь у Антона Тарасовича появились и новые ученики. Он тщательно отбирал среди крепостных Урасова людей с хорошими голосами и хорошим слухом, будущих певцов и певиц. Ходил гордый, радостный, когда у худенькой, неказистой девушки Катерины Незнамовой оказалось сильное контральто красивого тембра. Радовался, когда нашел: Ивана Тихомирова, здоровенного парня с добрыми глазами. Бас у Ивана был такой, что возьмет нижнее фа, будто из трубы подает голос — густой, громкий.
А там вскоре отыскалась и Надежда Воробьева, красивая, вздорная девушка. Хоть с ленцой была, хоть капризница, но за голос — легкое и звонкое сопрано — прощал ей Антон Тарасович и лень и капризы.
Так постепенно Пуховский театр обрастал людьми — певцами и певицами, дансерами и дансерками.
А как-то привез Федор Федорович из Москвы старую француженку. Звали ее мадам Дюпон. Ей надлежало обучать актеров и танцам, и хорошим манерам, и французскому языку. В те времена, будь то комедия, опера или балет, всюду действующими лицами были знатные люди: короли да королевы, принцы и принцессы, разные графы с графинями. В иных пьесах действовали боги с богинями и прекрасные нимфы. Арии в операх всегда пелись либо на французском языке, либо на итальянском. Как же тут обойтись без хороших манер, без звания французского и итальянского? И крестьянским девушкам и юношам, по прихоти барина взятым для его театральных утех, приходилось учиться и хорошим манерам, чтобы играть благородные роли, и французскому и итальянскому языкам, на которых пелись арии в операх.
Затем новая идея осенила Урасова: он решил завести у себя в Пухове нечто вроде театральной школы. Подобная школа уже имелась в Кускове у графа Шереметева.
Кусковская школа, как и все, что имело отношение к театру, была поставлена у Шереметева на широкую ногу. Театральные воспитанники жили у него в специально построенных флигелях — мальчики отдельно от девочек. Встречаться и разговаривать друг с другом им не разрешалось.
Обучали их там разному: и грамоте, и письму, и арифметике, и словесным наукам. Крепостной человек графа Степан Аникиевич Дегтярев, талантливый музыкант и композитор, учил театральных воспитанников пению. Из Москвы приезжали видные актеры. Они обучали наиболее талантливых крепостных ребят театральному делу. Учителем танцев стал один из лучших танцоров балета — Кузьма Сердоликов.
Порядки в Кусковской театральной школе были суровыми. В особой строгости держали там девочек. Они жили взаперти, как бы за семью запорами и за семью затворами. Никуда их не пускали, ни с кем они не смели видеться, даже с родственниками. На Занятия и в церковь их сопровождали приставленные для того женщины. Женщин этих — надзирательниц — Шереметев назначал самолично, выбирая из самых преданных ему крепостных. Надзирательницам было приказано неусыпно следить за воспитанницами театральной школы, а также ставить их на колени, сажать на хлеб я воду, если будут непонятливы и ленивы. Мальчиков же за провинности разрешалось сечь розгами.
Чтобы у девочек были тонкие талии, их заставляли постоянно ходить в жестких корсетах. И бедняжки тяжко страдали, затянутые с утра до ночи в эти панцири.
Шеремстевская театральная школа стала для Федора Федоровича предметом подражания. |