ТУНЕЯДЕЦ ПРИ ДЕНЬГАХ

Отчисленный, лишенный московского крова, Рубцов едет на Вологодчину, в село Никольское, где до того он поселил Генриетту и тещу (дочка Лена родится именно здесь). И вдруг… Именно в это время, летом 1964-го, нежданно-негаданно подборки его стихов выходят в «Юности» и «Молодой гвардии». Но он отлучен от столицы, от поэтических сборищ. А деревня, воспетая им самим, не приняла его, смотрела враждебно. Реалии колхозного быта оказались совсем иными, чем в поэтических грезах. Рубцов искренне хотел подружиться с земляками, он сорил гонорарами, поил мужиков, а в сельпо вывесили его фото, но не как «знатного земляка», а как… тунеядца! Ему ничего не продавали: не нужны, мол, нам твои деньги, кто не работает, тот не ест! И теща вынуждает зятя уехать из его собственного дома – дескать, ославил нас с дочерью на всю округу…

И колесил он по Руси-матушке, устраивался по рабочим специальностям, но нигде надолго не задерживался – не мог ужиться с товарищами по работе. Все это здорово смахивало на прежнюю, «долитературную» жизнь…

ЧУЖОЙ В СЕМЬЕ

После войны батя даже не навестил детей: фактически отказался от сына и дочери, женился вторично. А у Николая, бесприютного и фактически осиротевшего, как-то сам собой сложился характер, о котором в народе говорят: перекати-поле. В 1950-м поступил в Тотемский лесотехнический техникум, но раздумал заниматься лесным хозяйством, умчался в Архангельск, устроился на уже упоминавшийся тральщик. Не задержался и здесь, и в 53-м снова приехал в Никольское, где сразу полюбил девушку Таисью. Думал осесть, создать семью, но взаимности не обрел, Таисья вышла за другого…

И продолжился для Рубцова период неприкаянности, метаний по белу свету. То он учится в горно-техническом техникуме под Мурманском (и бросает), с марта 55-го пашет разнорабочим на военном полигоне, что при ленинградском заводе имени Кирова… Потом – трехлетняя срочная служба (матросом на Северном флоте). В 59-м, еще не помышляя о стихотворчестве, возвращается на Кировский завод, и снова никак не может определиться в профессии: то он слесарь, то кочегар, то шихтовщик. Но именно здесь он пристрастился к посиделкам в заводском литобъединении, и четко осознал: быть ему поэтом всея Руси! И стал ведь… Теперь на фасаде заводоуправления установлена мраморная мемориальная доска со знаменитым рубцовским кличем: «Россия! Русь! Храни себя, храни!»

НЕ БРЫКАЙТЕСЬ, ГЕНИИ!

Вскоре после выхода «Звезды полей» Рубцову «директивным порядком» выдают диплом Литинститута, а в 1969-м принимают в Союз писателей СССР.

Тогда членство в СП приравнивалось чуть ли не к званию Героя. Не официально, конечно, а по жизни. И льготам. Недаром умнейшая Фурцева примерно тогда же распорядилась принять в Союз писателей Евтушенко, Ахмадуллину и Вознесенского: эти одержимые шестидесятники тут же превратились в благоразумных, верных режиму семидесятников. Московские квартиры и переделкинские дачи, загранпоездки и миллионные тиражи – вот что такое членство в брежневском СП!

Не для всех, конечно. Обласканы были в основном те члены Союза, кто являл собой общественно-политическую фигуру. Николай Рубцов таковой фигурой не был. Он не пел дифирамбов режиму, но и не «брыкался». В общем, как говорят в народе, «ни Богу свечка, ни черту помело». Примерно в таком духе и характеризовали Рубцова в органах КГБ: для сотрудничества неинтересен, идеологически не опасен.